Киндеев Алексей Григорьевич
Смешение чувств
Время - что же это такое? Великий французский поэт, Поль Клодель полагал, что время, это смысл жизни. Возможно, он был прав, этот поэт. Но человеку, о котором пойдет речь ниже, время казалось всего лишь пустотой, которую необходимо было заполнить разного рода деятельностью: спортом, искусством, работой, сексом. Время, - полагал он, - это бурная река, которая поглощает человека, не оставляя ему иного выбора, кроме как плыть вперед, против течения, не отдаваясь во власть влекущих его волн. И только сильные духом люди могут достичь берегов, в бесконечном этом временном потоке, дарующих простым смертным власть и состоятельность. И лишь персоны, способные поступиться своими принципами, получают возможность здесь, на земле, стать подобными божествам Асгарда. Единственная проблема, которая возникает при этом, заключается в том, что личность, обратившись в бога, утрачивает всякие человеческие качества, но взамен, неизбежно приобретает неприязнь и презрение к человеческому роду.
'Мизантропия... Странное слово. Кто его придумал? Римляне? Нет, кажется греки... Да, греки', - подумал Гейдрих, отворяя дверь в просторное светлое помещение. Он уже хотел переступить порог, когда увидел сидящего в мягком кресле, у самого окна, седоволосого человека. Мужчина был одет в гражданскую одежду, но одежда эта, казалось, подходила ему, куда в меньшей степени, чем военная форма. Едва завидев Гейдриха, он улыбнулся. До чего же противная улыбка! Так, наверное, могли бы улыбаться хищники, наблюдающие за своей жертвой. Впрочем, мужчина этот имел право на подобные гримасы, поскольку он являлся одним из тех людей, со мнением которых Гейдрих вынужден был считаться. Человек, сидевший в кресле у окна, являлся руководителем военной разведки и контрразведки Германии, Вильгельмом Францом Канарисом.
- А, Рейнхард, - тихо сказал он, - Здравствуйте.
- Здравствуйте, Вильгельм, - произнес Гейдрих, заходя в помещение, закрывая за собой дверь, - Вы позволите мне удивиться?
- По поводу? - поинтересовался Канарис.
Рейнхард, помедлив с ответом, сел в кресло напротив Канариса.
- В этот знаменательный день вы должны быть при параде.
- Шутите? Я предпочитаю называть сегодняшний день одним из самых трагичных в истории Германии. Мне, скорее, следовало бы одеться в траур.
- В таком случае, вас следовало бы судить, Вильгельм.
- За за что же? Я совершил какое-то страшное преступление?
- Нет, - улыбнувшись, произнес Рейнхард, - но, конечно же, совершите. Вы уже на пути к тому. Вы пессимист, друг мой. Более того, вы часто меняете цвет лица. Вчера вы были бледны. Сегодня вы черны как туча. А ведь именно сегодняшний день наши потомки будут почитать, и называть переломным в истории всего Рейха.
Канарис пожал плечами. Казалось, его совершенно не интересовало, что о нем думают окружающие.
- Да, Рейнхард, я пессимист. Но это не значит, что я не разделяю идеалы фюрера. Я не разделяю всего лишь оптимизм некоторых людей из ближайшего его окружения.
- Вот как? Кого же, позвольте мне поинтересоваться?
- Вашего, Рейнхард. Ведь и вам, и Мюллеру я не так давно говорил о тех нежелательных для всего Рейха последствиях, которые повлечет за собой осуществление новой военной операции на востоке. Вчера, в ресторане, вы, как мне показалось, разделяли мою точку зрения.
- Вчера было 21 июня, адмирал.
Этот ответ привел Канариса в негодование.
- Вчера еще можно было предотвратить катастрофу! Я вчера просил вас поговорить с фюрером. А сегодня я узнал, что военная операция началась. А ведь вы, с вашими возможностями, могли бы убедить Гитлера отменить вторжение. Или, хотя бы, отложить начало операции на какой-то срок. Но вы этого не сделали! Это же катастрофа, Рейнхард! Это война на два фронта. Теперь, после того как началась компания на востоке, англичане едва ли упустят возможность высадиться во Франции, или в Италии. И тогда Германия потерпит поражение.
- Англичане никогда пойдут на этот шаг, адмирал. Вы лучше меня разбираетесь во внешней политике, но даже я знаю, что Черчилль не настолько большой дурак, чтобы в нынешний момент развязывать крупномасштабные военные операции в Европе. Перед англичанами сегодня стоят задачи иного рода.
- Все задачи решаемы, Рейнхард. И то, что англичане не могут сделать сегодня в одиночку, они сделают завтра совместно с теми, кто способен вести крупномасштабные, продолжительные военные компании. Черчилль действительно не тот дурак, каковым его представляет нам Геббельс в своих речах. Он приложит все усилия для того, чтобы втянуть в войну Рузвельта. За последние несколько лет я достаточно хорошо изучил нрав этого англичанина. И если Сталин, это медведь, хоть и не умный, но сильный, то Черчилль, это лев, хитрый и изворотливый. Поверьте мне, Черчилль не остановится ни перед чем, ради достижения своих целей. Если ему понадобится для этого заключить сделку с самим чертом, он это сделает.