Рейнхард встал со стула и подошел к столику, на котором стоял графин с водой. Он уже потянулся к графину, когда в сознании у него возникла мысль о том, что Канарис может оказаться прав и война, развязанная Гитлером на востоке, может быть началом конца всего третьего Рейха. Но если прав один только Канарис, то это обозначает, что не прав он сам, не правы Геринг, фон Браухич, Редер... Не прав сам фюрер! Такую неправду позволить себе Рейнхард не мог.
- Черчилль и Сталин...? - задумчиво промолвил он.
- Да, Рейнхард! Черчилль и Сталин, это те личности, которые даже взаимную неприязнь могут отложить на некоторое время, только ради того, чтобы объединившись, уничтожить Третий Рейх. Включите радио, Рейнхард и вы услышите среди фанфар и речей Гитлера сообщение о том, что Великобритания с сегодняшнего дня будет поддерживать русских в войне против Гитлера. Еще вчера Черчилль видел в Сталине вероятного противника, а сегодня он видит в нем человека, посредством которого он сможет привести свою страну к победе над национал - социализмом.
- Этот пропойца, судя по всему вас, сильно напугал своими речами. Вам меньше нужно слушать речи этого диалектика.
Канарис, чуть склонив голову, посмотрел Гейдриху в глаза.
- Не считайте меня трусом, Рейнхард. Но мне действительно страшно. В последнее время мне кажется, что удавка затягивается на моей шее. Снять ее я уже не могу. И вы - единственный человек, которому я могу сказать эти слова. Вчера я еще надеялся, что все обойдется, что кто-то образумит этого человека. Я ошибался. Сегодня уже ничего нельзя повернуть вспять. Победы вермахта на востоке, безусловно повысят престиж фюрера, но как долго сможет наносить Германия сильные удары по этому противнику? Я слышу, как часто все говорят о скорой победе над большевиками, но я чувствую, что они боятся, - Канарис замолчал. Во глазах его, казалось, смешаны были в невероятной какофонии различного рода эмоции: азарт, растерянность, злость, брезгливость... А еще в этих глазах был страх. Страха было так много, что Рейнхард, неожиданно для себя, отступил на шаг назад и отвел взор в сторону.
- Все боятся, Рейнхард, - прошептал Канарис, - Даже Геринг! Он смеется, говорит какие-то глупости, слушает доклады и потирает руки в предвкушении скорого конца того, что Фюрер называет "блицкригом". Но это уже не тот Геринг, которого я знал прежде. Это другой человек, который боится неизвестности...
Рейнхард позволил себе улыбнуться. Наполнив стакан водой из графина, он возвратился к тому креслу, на котором сидел некоторое время назад. Потом обратил свой взор на висящий над головой адмирала портрет прусского короля Фридриха Второго. Смотреть в глаза Канарису он не желал, опасаясь снова увидеть в них то невообразимое смешение чувств, от которого ему становилось не по себе.
- Геринг был трусом последние двадцать лет, - сказал он, - Всю свою доблесть он оставил где-то в небе Германии, еще до возникновения Веймарской республики. Сегодня эта бочка с жиром достигла слишком больших высот, чтобы упасть на землю и расплескаться. Вы обратили свой взор..., - Рейнхард на мгновение умолк, - не на того человека... Сомнительны ваши слова, Вильгельм.
- Ваше право. В отличие от них всех, вы не боитесь, - задумчиво промолвил Канарис, - Вы ничего не боитесь. В этом отношении я всегда вами восхищался.
- Ваша похвала многого стоит, адмирал. Я принимаю ее как ученик от своего старого учителя. Помнится, это именно вы сделали меня тем, кем я являюсь сейчас.
- О, вы были прилежным учеником! Лучшим, замечу, моим учеником, Рейнхард. Вы - мое единственное творение, которым я, как скульптор, могу сейчас гордиться. Лишь одна черта вашего характера меня иногда приводит в замешательство. Это ваша эмоциональная устойчивость. Порой мне кажется, что вы просто не способны о чем-то сожалеть, кого-то любить, ненавидеть, или бояться. Наверное, Рейнхард, я вам немножко завидую. Да что уж там... Я вам чертовски завидую, друг мой!
- Зависть, это не предмет человеческой гордости, адмирал. Это один из человеческих пороков.
- Если так, то значит, я порочный человек. Мне, грешнику, остается всего лишь сожалеть о том, что у меня нет вашей эмоциональной стабильности, вашего бесстрашия... Я - сентиментальный старик, страшащийся своих собственных поступков, способных вызвать осуждение в обществе. Вы же, напротив, наверное, даже не задумываетесь о последствиях своих действий. Вы безрассудны, Рейнхард! В войсках СС почитают безрассудных людей, не правда ли? Но остерегайтесь своего безрассудства, поскольку оно сродни обыкновенной глупости. А глупость, в наше беспокойное время, нередко приводит человека к гибели. Но вы... Клянусь Богом, вы не глупец! У вас может быть блестящее будущее! Если вы, конечно, выживете в этом убогом мире. Ведь он так часто наказывает безрассудных...