— Билетики? — ласково спросила она.
— Четыре, пожалуйста, — ответила Роксана и потянулась за рюкзаком.
Лицо кондуктора помрачнело.
— Где ваши билетики, я спрашиваю?
Я так привык к здешним странностям, что не сразу обратил внимание на то, что обычной билетной сумки у кондуктора не было — только форменная безрукавка и что-то вроде значка с номером.
Роксана замерла. Кондуктор потянулась к складкам широкого красного халата, надетого под форму.
— Пришла пора расплаты за проезд, — медленно произнесла она. И вытащила длиннющий ятаган.
Не сговариваясь, мы бросились бежать. И мы обязательно убежали бы, но вагон кончился на удивление быстро.
— Эрик!
— Я женщин не бью!
— А если я тебя очень хорошо попрошу?
Пригнув голову, Роксана юркнула за его спину. Тот напрягся, приготовившись нарушить свое правило. Но вдруг ситуация разрешилась сама собой: конка резко затормозила, под визг колес нас прижало к кабинке водителя, а воинственно настроенная кондуктор со всего размаху растянулся на полу. Не успела она подняться и подобрать вылетевшее из руки оружие, как мы выскочили на улицу. Следом за ними с подножек спрыгнул сам водитель. Оказавшись на безопасном расстоянии, мы остановились и обернулись. Зрелище было презабавное: путь белой конке преграждало другое такое же транспортное средство, только желтого цвета — оно двигался по той же паре рельс в противоположном направлении. Водителем желтого была высокая сухощавая старуха.
— Не видишь, куда едешь? — кричала она. — Совсем слепой!
Водитель белой конки, в круглых красных очках на кончике носа, в карман за ответами не лез. Тем более за его спиной показалась кондуктор, недвусмысленно поигрывающий своим ятаганом. Но водительнице желтого было нечего бояться: в одном из приоткрытых окон ее трамвая показалось дуло пищали, которую уверенно держала в руках еще одна старушка. Я машинально прочел коричневую надпись, протянутую по боку белого трамвая: «Хлеб — продукт повседневного потребления». На желтом значилось: «Умер — убери за собой!»
— А пойдемте отсюда, а? — предложила Роксана. Идея была замечательной.
Идти пришлось недолго. Вскоре мы оказались на центральном бульваре, вымощенным округлыми красными камнями. Перепрыгивать с одного из них на другой, как с сопки на сопку, было бы гораздо легче, чем просто идти по ним. Над головой шумели карминной листвой старые липы, по бульвару перемещались люди, не обращавшие никакого внимания на гостей их красного мира. Середину бульвара и одновременно центр города обозначала обширная площадь, к которой с нескольких сторон сходились улицы. Площадь была круглой, в ее центре возвышалась огромная скульптура. Присмотревшись к ней получше, я понял, что придумать что-то ужаснее этой скульптуры было бы непросто: она представляла собой куски человеческих тел, сложенные стопкой. Возможно, она не производила бы такого ужасающего впечатления, если бы не несла в себе ощущение эмоций: каменные лица были радостные, слепые глаза улыбались, губы обезображивали непритворные улыбки. Руки, попавшие в эту свалку, тянулись к чему-то заветному, до которого осталось уже совсем чуть-чуть, а босые ноги отталкивались от несуществующей земли, как будто бы следующий шаг предстояло сделать по облаку. Это было так отвратительно, так абсурдно, что завораживало до глубины души.
— Давайте встретимся на этом месте… ну, скажем, через три часа, — предложил Эрик. — Мы с Роксаной пойдем в эту сторону, вы с Риком — в другую. Нужно найти местечко, где переночевать. Поэтому любые найденные гостиницы приветствуются.
— Значит, через три часа? Договорились.
Прежде, чем покинуть площадь, я взглянул на солнце. Оно висело как раз над проемом одной из улиц. Ее легко было отличить от остальных по угловым зданиям, украшенным тоненькими, почти что вафельными башенками.
— Рик, давай где-нибудь немного посидим, а? — попросил Джен, когда площадь осталась далеко за спиной.
— Что с тобой?
— Я объясню… Давай сядем.
— Как насчет вон того уличного кафе? Там и пообедать можно.
— Все равно.
Я искоса взглянул на него. Джен ежился, будто от холода, и смотрел куда-то себе под ноги. На его побледневшем лице проступили красные пятна, а виски стали влажными от пота. Перемена была внезапной и от этого более странной.
Кафе носило название «Ржавый ручей». Пройдя черед арку, мы очутились в опрятном внутреннем дворике, где под коралловыми кронами ив были расставлены деревянные столики с плетеными стульями. В центре дворика, обложенный камнями, бил ключ, и камни на дне получившегося озерца, как и полоскавшиеся в воде травинки, были покрытыми ржавчиной. Вероятно, в воде из подземного источника и впрямь содержалось много железа.
Посетителей не было, но это не удивляло: город вообще был малолюдным. Джен прошел между пустых столиков, выбрал тот, что ютился в самом углу двора. Не успели мы сесть, как рядом с нами возник маленький, розовощекий и очень обаятельный человечек в бледно-розовом фартуке, с прижатым к груди металлическим подносом.
— Чего желаете?
— Перекусить чего-нибудь, — буркнул Джен. — И комнату на ночь. Вы сдаете комнаты?
— Сдаем!
Джен выложил на стол пару монет.
— Принимаете?
— Принимаем! — человечек одним махом сгреб в карман на фартуке деньги и исчез.
Джен откинулся на спинку стула, медленно вдохнул и еще более медленно выдохнул.
— Тебе плохо?
— Да, Рик. Просто кошмар.
— Что происходит?
— Я не знаю… Может, простудился…
— Ну да, конечно. Признавайся, Джен. В чем дело?
Он замотал головой.
— Да не знаю я…
— Ладно… Я могу чем-то помочь?
На этот раз Джен тянул с ответом. Потом он поднял голову и долго, неприятно смотрел на меня.
— Мне неудобно просить тебя об этом… — заговорил он наконец. — Но ты не мог бы отдать мне на время свою куртку?
Я молча скинул с плеч ветровку, подал ее Джену. Тот закутался в нее, поднял воротник, даже спрятал в карманы руки.
— Тебе холодно?
— Это не совеем холод… Но мне лучше, спасибо.
Я оглядел Джена, сжавшегося в комочек, и подумал, что куртки не достаточно.
— Сиди здесь. Я сейчас вернусь.
Я вернулся минут через двадцать. Еда уже была на столе, но Джен к ней не прикасался.
— Куртку верни, — потребовал я, протягивая ему темный сверток. — И накинь это.
Джен с удивлением уставился на меня, потом выпростался из моей ветровки и закутался в длинный черный плащ с металлической застежкой. Плащ был ношеный и с плеча человека, сильно превышающего Джена ростом, но выбирать мне не приходилось.
— Рик, где ты его взял? — прошептал Джен. Он, кажется, не мог решить, радоваться такой находке или… или стоит вести себя иначе.
— Стащил с бельевой веревки, — честно ответил я. — В одном из дворов в том квартале, где мы вошли. Я заметил его случайно, только потому, что он был не красным. Я подумал, если люди ушли оттуда и не взяли его с собой, он им не нужен.
Джен кивнул и завернулся в плащ почти с головой. Кажется, трясти его перестало. И только через несколько минут, когда я уже заканчивал со своей порцией, Джен опомнился.
— Рик. То место, где мы вошли, находиться на другом конце города.
— Не на другом конце. Город больше, чем мы думаем. И концов у него нет. Ни одних, ни других. Никаких.
— Рик, ты уходишь от ответа. Где ты был?
— Я был там, где и сказал, — я положил вилку на край пустой тарелки. — Я не врал.
— Ты не мог вернуться оттуда так быстро.
— Джен… Я же практикую магические искусства. Что не так?
Он покачал головой.
— Все не так, Рик. С самого начала все не так. Как только мы с тобой увиделись впервые. Все… пошло не так.
Я откинулся на спинку стула.
— Ну, так, может быть, ты мне что-нибудь расскажешь?
Джен отвернулся.
— Рик, я… — он вдруг усмехнулся. — Я попробовал вчера обернутся енотом. У меня не получилось.
— К чему ты это?
— Так, ни к чему… Рик, ты не боялся заблудиться в этом городе?