Кое-как он поднялся на руках, мутнеющим взглядом оглядел все вокруг. Повсюду были обвалившиеся балки, и пламя, пламя застилало все. Оно выло, оно ревело. Где-то впереди зиял белый, почти голубой свет — кажется, проломилась стена. Или это был дверной проем?.. Джен попытался проползти вперед — нужно было позвать на помощь, ведь где-то здесь был Тим… И тогда он увидел его. Тима. На руках молодого мужчины, одетого в шинель. Выкручиваясь и беснуясь, пламя трепало ее длинные серые полы.
Тим был живой, не раненый, перепуганный, но по-прежнему не плачущий — брат ведь пригрозил рассказать маме, если он будет реветь… Но брат уже никому ничего не расскажет.
Незнакомец тем временем немигающим взглядом смотрел на Джена — словно запоминал. Его лицо было почти неразличимо из-за застилающей глаза пелены, но Джен каким-то образом все же рассмотрел его… И узнал потом, много времени спустя.
— Ты пойдешь со мной? — спросил незнакомец. Голос его звучал отчетливо, перекрывая рев пламени, хотя он не повышал его.
Куда он звал? Зачем? Он же понимал: это конец. Не нужно было быть слишком умным для этого… И все же… Этот человек знает, что предлагает. Можно ли отказаться? Отказаться можно. Но тогда ты умрешь… навсегда. Никто и не узнает о том, что ты отказался.
— Я пойду, — прошептал Джен.
— Хорошо, — ответил магистр Рек.
Еще секунду он смотрел на Джена. Он заставлял себя уйти… Заставил… и ушел, не выпуская из рук Тима. А в следующий миг обвалились оставшиеся перекрытия.
Мир остановился.
Вы когда-нибудь видели остановившееся пламя, эти замершие иссиня-оранжевые язычки? А может быть, вам даже удалось потрогать их?
Джену удалось. Он протянул руку и погладил небольшой язычок, вылезший из пола почти у самого его лица и тут же остановившийся. На ощупь он был как лоскуточек шелка, только очень горячий. Правда, он быстро остывал. И исчезал. Таял прямо в ладони. Весь мир вокруг таял. Превращался в долгую темноту. Где-то за ее пределами послышались крики, но Джен уже не разбирал их. Он уснул. И ему приснился сон о том, что ничего не было… Он просто получил приглашение стать учеником Железной Цитадели. В темно-коричневом конверте с сургучовой печатью, на гербовой бумаге… Родители, конечно, согласились отпустить его…
Джен отшатнулся назад и вырвался на солнечный свет. Глаза его были почти закрыты, губы пересохли. Я вышел следом за ним и спросил:
— Как ты?
Он устало улыбнулся.
— Я понял, — прошептал он. — Это… Это магистр. Это он не дал мне вспомнить все… Он думал, я не прощу его… за то, что он не спас меня тогда. Но… Я не сержусь на него, Рик. Я не сержусь… — Джен открыл глаза и огляделся. — Спасибо…
Я кивнул. Странно это было и жутковато: переживать чужие воспоминания, тем более такие яркие. Словно человека перед тобой вывернули наизнанку. А ведь Бродячий город хранил множество таких воспоминаний — забытых, спрятанных в самые потаенные уголки души, скрытых от ежедневного сознания… для его же блага. Воспоминания — это изнанка человека. Но никто не должен видеть всей человеческой изнанки, даже собственной.
Порыв ветра налетел на ивы с листвою, будто бы сделанной из красного стекла. Низкие розоватые облака поплыли над городом.
— Нам пора? — спросил Джен.
Я покачал головой.
— Нет, это ему пора.
Словно в подтверждение моих слов, площадь под нашими ногами колыхнулась, зашевелила камнями и поползла в сторону, оставляя нас на месте. Бродячий город сдвинулся с места и пополз дальше, постепенно погружаясь в Поток, окутываясь его бледно-алым маревом. Сдвигались и таяли стены домов, исчезали очертания улиц. Город будто бы рассеивался — и все никак, никак не мог рассеяться до конца. Джен тронул меня за рукав; я обернулся и увидел, что на нас движется матовая красная стена. Я закрыл глаза — и она прошла сквозь меня, оставив ощущение шероховатости на коже.
Когда я открыл глаза, то увидел, что мы стоим на окраине леса, а Бродячий город удаляется. Двигаясь подобно огромному осьминогу, он переползал с одного холма на другой, спускался в низины. Его тело повторяло рельеф поверхности, по которой он двигался.
— Это Бродячий город! — воскликнуло какое-то существо, появившееся рядом со мной. Присмотревшись, я узнал Ушастика. — Эй, смотрите! Это же Бродячий город!
Тут же появился еще десяток таких же существ. Все они тыкали пальчиками по направлению к горизонту и голосили:
— Бродячий город! Смотрите! Это же Бродячий город!
А хребты обагренных вечным закатом улиц, удаляясь, то выгибались, то опадали, пока Бродяга наконец не скрылся из виду.
В Чернолесье снова было живо и шумно. Забросив куда-то свою шинель, Рек открыто рассекал по дому Агнессы, но на это никто не обращал внимания: оказывается, он приходился хозяйке Чернолесья родными братом. Когда мы вернулись, он встретил нас, и я чувствовал тревогу, с которой он нас ждал.
— Магистр Рек…
Он кивнул.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Джен, — сказал он. — Я тоже об этом думаю. Ответов нет. Но если я что-то могу сделать для тебя…
Джен улыбнулся.
— Не сердитесь на меня, — ответил он.
Я улыбнулся тоже. Я был рад тому, что Джен был непривычно бодрым и спокойным, а отношения между ним и Реком налаживались.
Что касается остальных, Роксана ходила довольная, Эрик ходил за ней хвостом. А я… Я предвкушал возвращение домой.
Перед самым нашим отбытием во дворике госпожи Агнессы мы встретили того самого паренька, обитателя Бродячего города, который утверждал, будто бы он енот. Парень слонялся между обложенных кирпичиками клумб, понурив голову и заложив руки за спину, носками ботинок он изредка подбрасывал в воздух мелкие камушки. Всем своим видом он умолял обратить на себя внимание.
— Что у тебя опять случилось? — спросил его Джен.
Парень посмотрел на него, глубоко и печально вздохнул и ответил:
— Я. Больше. Не. Енот. — И тут же, весело блеснув глазами, он добавил: — Я теперь морская свинка! Госпожа Агнесса сказала, что, раз уж Бродяга оставил меня здесь, в этом есть какой-то смысл, и она обязательно должна это выяснить! Готовлюсь к ее экспериментам…
Я улыбнулся: парень был забавный… И любопытный, чего уж скрывать.
Дорога назад заняла у нас несколько дней. Эрик и Рек сразу отправились в Цитадель, Джен попросил разрешения проводить меня. Сойдя с поезда в глубоких сумерках, мы неторопливо пошли по пустынной улице. Воздух был прохладный и прозрачный; окна, в которых горел свет, попадались редко.
Джен остановился на перекрестке. Взглянул влево, на улицу, которая вела к Храму у Трех Дорог, потом повернул голову и с нескрываемой тревогой посмотрел в другую сторону.
— Рик, я хочу сходить кое-куда, — сказал он.
— Пошли.
— Вообще-то, я там бывал уже пару раз, но все равно… — говорил он, будто оправдываясь, пока мы шли по улице. — Это же моя жизнь, я ведь имею право… Здесь же вообще почти никого не осталось из тех, кого я знал и любил. А те, что остались, уже чужие, взрослые люди. Они меня не видят. Меня среди них нет. Так странно… — он бросил в мою сторону быстрый встревоженный взгляд. — Когда я сбежал из Цитадели первый раз, Рек сам прилетел за мной. Но он смог только увести меня из этого города, а не из моего прошлого. Наверное, я никогда не смогу вырваться из этого родного минувшего мира… пока он сам не рухнет. Но я не хочу, чтобы он исчезал, хотя он и мучает меня.
Вскоре мы остановились перед небольшим двухэтажным домом. На первом этаже размещалась часовая мастерская, второй этаж был жилым. Угловое окно с левой стороны неярко светилось.
— Пойдем, — сказал Джен. — Я хочу, чтобы ты увидел это. Только сделай так, чтобы тебя никто не заметил.
Джен зашел за угол дома, поднялся на крыльцо и, прошептав какие-то слова, открыл дверь. Обернувшись, он виновато улыбнулся.
— Это пока единственная дверь, которую я умею открывать. У Эрика это получается гораздо лучше…
Внутри было прохладно почти так же, как на улице. Пахло пылью. Дом был не новый, но какой-то неживой, словно люди оставляли его на много лет, а теперь вернулись, но еще не обжили его толком или… Я прислушался к Потоку. Он едва заметно колебался, и колебания эти были вполне определенной амплитуды — ни с чем не перепутаешь… Но Джен, кажется, ничего не замечал.