— Не знаю, Джен. Я никогда не был там, как и ты.
— Но ведь вернуться по-настоящему они не могут.
— Не могут.
— Магистр. Неужели… Неужели их всех больше нет?
— Нет. В нижнем мире — нет. Но если ты видел их здесь, значит, здесь они были. Теперь их нет и здесь. Возможно, они есть где-то еще.
Джен задумался.
— И вы верите в это, магистр?
Рек пожал плечами.
— А я не верю, — твердо произнес Джен.
— Я знаю, — спокойно ответил Рек. — Теперь тебе очень трудно верить во что-то, но это придет со временем. Не надо заставлять себя…
— Нет, магистр. Вы не понимаете. Я вообще не верю. Никому. Цитадели — прежде всего. Даже вам… Извините.
Джен сам поразился тому, как легко дались ему эти слова. Это было сказано просто, словно за этими словами ничего не стояло. Просто так, замечание, вписывающееся в канву разговора, без которого, наверное, можно было бы обойтись. Но ведь не обошлось же… Джен вдруг понял, что сказал лишнее. Даже если он в самом деле не верил Реку, вовсе не обязательно было говорить ему об этом. Он этого не заслуживал.
— Магистр, неужели вы считаете, что это правильно? — попытался выкрутиться Джен. — Так ведь не должно быть! Мне всегда говорили, что люди, прожившие свою жизнь и встретившие смерть, должны обрести покой. Люди должны…
— Джен, мы не люди, — спокойно сказал магистр. — И может быть, никогда ими не были. Может быть, все, что было там, нам только казалось. Ты ведь не знаешь этого, правда? Ответь.
Это была пустая трата времени. Джен не знал — и не мог знать ничего подобного. Да и обида его была куда проще, чем те противоречивые истины, которые он пытался привлечь на свою сторону в качестве группы поддержки.
— Ты завидуешь им? — спросил вдруг Рек.
— Кому? — Джен, задумавшись, не понял вопроса.
— Тем, что покинули Цитадель.
— Не знаю, — признался Джен. — Еще не знаю.
— У Цитадели есть несколько легенд, касающихся Потока, — сказал Рек. — Одна из них гласит: если ангел ищет свою потерянную смерть от чистого сердца, он находит ее. Это всего лишь легенда, Джен, но кто знает… Так что настоятельно рекомендую не повторять полученный опыт, — Рек пристально посмотрел на Джена. Тот едва сдерживал улыбку.
— Магистр, я все понял. Мне же не семь лет, чтобы…
— Да? А по-моему, как раз в точку. Ладно. Отдыхай. Еще какие-нибудь конструктивные вопросы есть? А то я на занятие к старшим опаздываю.
Никуда он не опаздывал — он вообще был неспособен опоздать. Но времени у него действительно оставалось не очень много.
— Есть. В чем смысл жизни?
Джен спросил в шутку. Ему хотелось как-то затереть впечатления, которые остались после его дурацкой выходки, и эти слова были вполне в духе их разговора. Но Рек сосредоточенно нахмурился.
— Ты ищешь смысл жизни? Что ж, вовремя, нечего сказать… Ответь, тебе вообще нравится жить? Настолько, чтобы ты хотел продолжать жить?
Джен неуверенно кивнул — какой-то слишком нервный тон был у Река.
— Тогда считай, что это и есть смысл твоей жизни. А еще ты сможешь помогать людям. Тем, кому не может помочь уже никто. Вот так, — Рек отсалютовал ему и скрылся за дверью. Джен допил чай и почувствовал, что его снова клонит в сон.
«Нравится ли мне жить? — подумал он напоследок. — Ну да… Вроде бы, да… Точно, нравится. Вот только…»
Глава 13. Бесполезное волшебство
Неслышно поднявшись по крутой узкой лестнице, Джен прошел вглубь коридора и остановился перед простой серой дверью. На серебряном шесте, прикрученном к стене на уровне дверной ручки, сидела птица. Джен ласково погладил ее по черным шелковистым перьям. Потом он достал маленькое белое перышко и провел им по воздуху у самого глаза неподвижной, как обсидиановое изваяние, птицы. Никогда не закрывающийся и даже не моргающий птичий глаз сверкнул, и дверь отошла от косяка.
«Только бы Рек не проснулся», — подумал Джен, преступая порог.
В квартире магистра было тихо. Джен подождал, пока глаза привыкнут к темноте и, стараясь ступать как можно тише, прошел в спальню.
Рек был там. Он спал, раскидав по подушке волосы.
Джен ненадолго остановился в проходе. Он впервые видел магистра не отдыхающим, не дремлющим, а по-настоящему спящим. Выглядел он поразительно беззащитно. Впрочем, чего ему было опасаться в Цитадели…
Решившись покинуть Цитадель в эту ночь, Джен рассчитал все до мелочей. Фазы луны по эту сторону стены и с внешней ее стороны совпадали, было безлунье, а Рек, вернувшийся поздним вечером с очередной миссии, будет спать, как убитый, и не заметит временную пропажу своего пропуска. Пока магистр восстанавливает силы, Джен успеет слетать в нижний мир. К рассвету он вернется в Цитадель.
Мысль о том, чтобы вернуться в мир людей — ну, пусть не вернуться, но хотя бы вновь побывать в нем — стала преследовать Джена почти сразу же после его превращения. Он знал, что покинуть Цитадель просто так, когда захочется, без разрешения или поручения, не выйдет. Во-первых, фазы луны… Но это можно было просчитать. Вычислить ночь, в которую стены Цитадели не будут непреодолимым препятствием, было не так уж и сложно. Во-вторых, чтобы долететь до родного города, нужно хорошее крыло. И вот как раз для того, чтобы достать из ХМИ лучшее крыло и нужен пропуск магистра. Его собственный, пропуск Джена, в ночное время почти ни на что не годился.
Возможно, Джен никогда не решился бы ни на что подобное. Но свою роль в этом сыграл Эрик. Он проболтался о том, что теперь они могут покидать Цитадель и уходить в нижний мир.
— Некоторые пропадают там месяцами — такое тоже бывает, — сказал тогда Эрик. — Но для этого нужно разрешение или какое-нибудь поручение. К тому же все равно придется возвращаться. Поговаривают, некоторые учителя и магистры имеют свои дома в нижнем мире, но и они постоянно жить там не могут, им приходиться возвращаться.
— Снова жить там… — эхом повторил Джен.
Интересно, почему это невозможно? Он, наверное, смог бы… А здорово было бы это проверить — хотя бы на пару часов покинуть Академию и побывать в том городе, где жил когда-то! Джен поделился этой мыслью с Эриком. Но тот, к его удивлению. Отнесся к ней довольно прохладно.
— Зачем это нужно, Джен? — спросил он. — Там уже все другое. Нет ничего прежнего. А те, что тебя знали и еще живы, не видят тебя. Ты теперь — только то, что ты помнишь.
Джен усмехнулся — он ведь так и не сказал Эрику, что помнил он как раз не все.
— Ты вообще зря так переживаешь, Джен, — продолжал Эрик. — Твои переживания слишком человеческие и существуют только потому, что ты сам хочешь этого. А нам это вообще не свойственно… Точнее, анм это не нужно.
— Потому что мы больше не люди?
Эрик шумно вздохнул.
— Да какая разница, кто ты, когда ты можешь быть кем угодно? Ты можешь менять внешность так, как меняешь одежду, и можешь менять личность так, как меняешь внешность. Но что-то в тебе всегда будет оставаться неизменным. Вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. И вот это — по-настоящему важно. Только это. Понимаешь, Джен? Если ты человек, ты всегда им будешь. Погребенный под толщей своих переживаний или свободный от них, ты в любом случае останешься человеком. Но ведь быть свободным все-таки лучше, как ты думаешь?
Джен не стал отвечать. Он понимал слова Эрика, понимал то, что он хотел донести с их помощью. Но не принимал этого. Ему казалось, что его чувства, путь даже тяжелые и неприятные, были единственным связующим звеном с его прошлым — со всем его прошлым, в том числе с тем кусочком, который он никак не мог вспомнить. Значит, они были частью его личности. Как же можно было от них отказаться?..
— И потом, дарованная нам способность изменяться имеет важное чисто практическое значение, — добавил Эрик. — Пластичность характера — залог непредсказуемости поведения. А если враг не знает, чего от тебя ожидать, это уже половина победы.
— А если ты сам не знаешь, чего ожидать от себя? — спросил Джен.
— А так жить еще интереснее! — не растерялся Эрик. — Советую попробовать как-нибудь на досуге. А сейчас — пошли-ка, полетаем.