Наверно, я смотрел на него несколько ошалелыми глазами — он снова рассмеялся.
— Давно я так не веселился, — признался он. — Не думал, что честность с другим человеком — это так забавно.
— Да, точно… Забавно…
Мы помолчали еще немного.
— Ты занимаешься чем-нибудь кроме магии? — спросил он.
— У моей матери овощная лавка, я стараюсь не забывать о ней. Магией я начал заниматься не так давно… и почти случайно. Раньше я очень любил читать. Я, конечно, и сейчас люблю, но сейчас это как-то по-другому. Странно: у меня будто бы появилась своя собственная судьба, своя история. Книги украшают ее, но не вызывают к ней неприязни. А раньше книги сводили меня с ума. Меня из-за них словно что-то мучило, а что — я не понимал.
— Представь себе, примерно год назад я был точно в таком же положении! — воскликнул Кир и вдруг погрустнел.
— Не самое лучшее время в твоей жизни, да? — угадал я.
Он медленно кивнул.
— Не лучшее. И очень странное. Я тогда очень сильно заболел и думал, что умру. Все так думали… Ты же видишь, какой я, — он неловко усмехнулся. — Представляешь, чем для меня стали книги?
— Представляю. Честное слово.
— Да?.. Странно… Странно, но я почему-то тебе верю.
— Ловушка.
— Что?.. Да, что-то вроде того.
— У тебя это с детства?
— С рождения. Это детский паралич. Я никогда не чувствовал себя по-другому. Но я и к этому не сумел привыкнуть. По-моему, к этому вообще невозможно привыкнуть, разве только что смириться. Но для этого нужно прожить в таком состоянии лет сорок-пятьдесят, наверное… Моя мать… Не думаю, что она была бы счастлива, если бы узнала, каким я появлюсь на свет. Но она не узнала. Она прожила всего пару месяцев после родов.
— Прости, я не хотел…
— Да все нормально. Я могу об этом говорить. Знаешь, Рик, а я ведь ее помню. Все говорят, что я не могу ее помнить, а я помню. Я помню почти все, начиная с первых дней своей жизни. Даже пока у меня были закрыты глаза — я запоминал звуки, запахи. Но это не все: я будто бы видел ее, понимаешь? Мама была очень молодой и худой, как спичка. Когда она брала меня на руки, я чувствовал, что сильнее ее. А пахло от нее стираным бельем и лекарствами. Тетушка Матильда совсем не похожа на нее.
— А кто она?
— Старшая сестра мамы. Своих детей у нее нет, она со мной нянчится, как с родным.
— Кир, а что случилось с тобой год назад?
— Полагаю, то же, что и с тобой когда-то. Может, это выглядело и не так, но суть была та же…
Нет, я больше не мог терпеть это. Это было невыносимо!
— Кир. Мне кажется, ты видишь меня насквозь, — я сказал это медленно, тщательно проговаривая каждое слово — как будто вытачивал его на станке или вырезал на коре дерева ножом.
— Отнюдь. Ты можешь посмотреть на меня так пристально, как только сумеешь. Но я повторю: я не маг. И магического дара у меня нет. Я обыкновенный человек.
И тут случилось что-то странное.
— И это ужасно, правда? — спросил я, слыша свой собственный голос будто со стороны.
— Правда, — ответил Кир.
— И ты хотел бы изменить это, чего бы это ни стоило?
— Да.
— И что ты пообещал отдать взамен?
— Все, что на самом деле принадлежит мне, хотя все почему-то думают, что это принадлежит богам. Все, что только может принадлежать человеку.
— Но ведь ты еще не отдал это? Нет?
Он долго-долго смотрел мне в глаза. А потом ответил:
— Разве ты никогда не думал об этом, Рик? Ты расстаешься с душой не тогда, когда умираешь, а тогда, когда заключаешь сделку о ее продаже. Но теряешь ты ее даже не в тот момент, когда подписываешь договор — или даешь устное обещание, это не важно. Ты теряешь ее тогда, когда в твоей голове в первый раз появляется мысль об этой сделке. Все остальное — только вопрос времени, потому что назад дороги уже нет.
— Кир…
— Рик?..
Я вышел от него как шальной. Тысячи мыслей роились в моей голове. Это было так странно, так непостижимо — это так походило на какую-то хитроумную ловушку — я ничего не понимал.
В течение нескольких часов мы сидели на полу и разговаривали, по нам ползали щенки Найды, потом они угомонились и уснули на наших коленях, а мы все говорили и говорили. О чем мы говорили? Да о всякой ерунде, за которой стояли наши представления о силах, движущих этим миром, — о силах, к которым нам обоим так или иначе удалось прикоснуться, и о глобальных проблемах, на поверку оказывающихся сущими пустяками. Мы говорили, говорили… У нас были совершенно разные представления о мире, в котором мы жили, но мы жили в одном мире. Кир оказался религиозным человеком, он многое объяснял с этой точки зрения. Рядом с ним я был каким-то отчаянным безбожником, но отлично понимал его, я понимал, что мы просто называем по-разному одни и те же вещи. Раскрыться перед ним, доверится — это было сильнейшее искушение, которое я испытывал за всю свою жизнь, потому что оно было чревато совсем другим искушением — обрести друга.
Только выходя из подъезда, проклиная все на свете, клятвенно обещаясь больше не приходить сюда и признаваясь себе, что при первом же удобном случае нарушу эту клятву, — только тогда я понял, что у меня никогда не было настоящих друзей. Кто-то считает, что люди, называемые друзьями, на самом деле мешают тебе жить, потому что ради дружбы ты обязан считаться с их мнением и оглядываться на них, совершая тот или иной поступок, делать что-то для них, если придется — ведь тебе может понадобиться их помощь. Я никогда так не думал. Я всегда тянулся к людям… Вот только друзей у меня почему-то не было. Я привязался к Хельге, к моей неподражаемой Хельге, но это была связь иного рода. Я уважал Лая, был рад провести время с Коленом — и поучиться у них у всех, но… Колена, впрочем, я мог назвать своим другом. Но до этого дня я даже не задумывался об этом. До сегодняшнего для я не задумывался над тем, что я вкладываю в слово «друг». Не думал, что это в какой-то момент может оказаться для меня так важно.
Я долго и без дела шатался по городу. Забываясь, ускользал в Поток. Там сегодня было прохладно и тревожно, неуютно, и у меня на душе было точно также. Домой я вернулся с твердым намерением выяснить, с кем я столь опрометчиво связался.
Колена я застал развалившимся на диване вместе с кошками и книгами. На полу рядом с ним стояла вазочка с казинаками и недопитая чашка кофе. Это было так привычно, так мило, так по-домашнему, что мне сразу стало спокойнее.
— Привет! Колен, мне нужно кое-что выяснить. Ты обещал показать, как работать с базами информации.
Колен совсем по-кошачьи выгнулся, потянулся, зевнул.
— Да, конечно. Есть что-то интересное по делу Рэдсена?
— Нет… Не уверен. Я с одним очень странным пареньком познакомился.
— Насколько странным?
— Очень странным. Хочу понять, кто он такой. Или что он такое.
— Даже так? — Колен поднялся. — Заинтриговал!
Мы уселись за стол друг напротив друга, Колен достал прямоугольную миску, положил на дно пустую глиняную табличку, плеснул воды.
— Запоминай заклинание, — сказал он и принялся читать. Закончив, он сказал: — Теперь тщательно представь себе человека, который тебя интересует, назови имя — ты имя его знаешь? — и читай, что увидишь.
Я кивнул и, вглядываясь в воду, принялся представлять себе Кира. Вскоре на табличке показался текст. Я прочел его — и нахмурился.
— Колен, а ошибочную информацию так можно получить?
Колен задумался.
— Ну… Всякое бывает, конечно. Но обычно информация точная. А в чем проблема?
— Видишь ли…
— Не вижу. Текст видишь только ты.
— Колен, я сегодня познакомился с одним парнем, мы так поговорили… А здесь сказано, что он умер почти… почти год назад…
Кажется, в тот момент, когда я проговорил эти слова, у меня по спине бегало рекордное количество мурашек за всю мою жизнь. Хорошо, что у Колена не было причин так волноваться.
— Умер, говоришь? — он проворно соскочил со своего места, очутился за моей спиной. — Не порядок! Рик, может, привидение? Ты позволишь?