– Он учит радости, – ответил Данила. – А вот у тебя, прокуратор, власть. И сам скажи мне, много ли в ней радости?
– Нет, ты прав, – согласился Пилат. – Немного. Но, может быть, у него просто личный интерес к власти?
– Кто печется о себе и о своих интересах, тот боится, – продолжал Данила, чувствуя, что его до того срывавшийся сдавленный голос постепенно становится спокойным и уверенным. – Ведь, если ты эгоистичен, ты боишься потерять то, что имеешь. А кто боится, тот не может смеяться так, как умеет Иосия…
– Ну, допустим… – задумчиво согласился Пилат. – Но, может быть, он, как всякий наследник трона, чувствует в себе призвание получить это «наследство»?
– Но смог бы Иосия смеяться, как он смеется, если бы хотел быть тем, кем он не является? Можно ли быть счастливым, если ты не тот, кто ты есть?
– Нет, нельзя. Это правда. – Пилат откинул он себя подушку. – Но ведь на него давят, так?
– Да, на Иосию давят, – тихо прошептал Данила. – Народ жаждет освобождения. И люди ждут, что их Царь даст им эту свободу.
– А если давят на него, так, может быть, нет в нем силы отказать? – предположил Пилат. – Может быть, он без интереса и без желания, но из чувства обязательства перед другими идет на свержение власти римского цезаря и его прокуратора? Не по доброй воле, но по принуждению?
– Видел ли ты, Пилат, – спросил Данила, – как смеется человек, который действует по принуждению?
– Нет, не видел, – Пилат отрицательно покачал головой. – Так, значит, Иосия не участвует в заговоре? Странно все это. Лидер заговорщиков не участвует в заговоре…
Данила молча смотрел на Пилата. Было видно, что тот колеблется. Разумеется, одного взгляда на Иосию достаточно, чтобы понять – перед тобой не политическая фигура, перед тобой даже не человек, а существо высшего ранга – блаженный, счастливый Человек, исполненный радости и внутренней благодати. Это так… Но то, что творилось в последние дни за пределами резиденции Пилата, – а Иерусалим буквально кипел предстоящим бунтом – вызывало в прокураторе совсем другие чувства.
– Трудно представить себе народ, – тихо, но уверенно заговорил Данила, – который, находясь под игом, не желал бы от него освободиться. И конечно, такой народ нуждается в знамени, ему нужен символ его освобождения, лидер, олицетворяющий собой новую, свободную жизнь. Именно такого человека, насколько я понимаю, иудеи видят в Иосии. Но он не такой…
– Не такой? – улыбнулся Пилат. – А разве это кого-то остановит? Да, Иосия не такой, как я вижу. Он куда ближе к богам, чем к смертным. Зачем ему царство?.. Это правда. Но если народу действительно нужен символ освобождения, то какое все это имеет значение? Не важно, как Иосия относится к той миссии, которую ему предлагают. Живой или мертвый, согласный или не соглашающийся, он на нее подходит. И даже если он не Царь, а самозванец – и это не имеет никакого значения. Если людям хочется во что-то верить, они будут верить в это, потому что, видимо, им так удобно, им так хорошо, им это выгодно. А все остальное… Пустое. Ты понимаешь меня, единственный воин Иосии?..
Даниле физически стало дурно. Пилат прав!
И он говорит об эффекте зеркала! Иосия – зеркало. Каждый видит в нем то, что ему самому нужно. Но кто знает самого Иосию?! Знает ли его Данила?! Что вообще он знает о нем – об этом улыбающемся человеке, сидящем напротив?..
Только что Марк издевался над Данилой, цитируя его слова о Христе: «Да что вы говорите! Он смеялся?.. Как интересно! Это вы увидели в своем зеркале, да?!» И правильно издевался – Марк просто вернул Даниле его собственное высказывание. А что на самом деле Данила может знать об Иисусе Христе?! Данила видит смех Иосии, и в эту секунду ему кажется, что так бесстрашно и счастливо может смеяться только Бог. А Марк в отличие от Данилы верит в великого Бога без «кишок и бронхов». Потому Христос для него – только пророк, избранник, но не Бог. «Бог обрек Иисуса на страдания, которыми тот искупает грехи всего человечества», – вот что думает Марк. Он верит в слезы Христа, и верит истово.
А современники Иосии – здесь, в Иудее – видят в нем своего царя, потомка Авраама и Давида, наследника иерусалимского трона. Их расстраивает только то, что их царь «сумасшедший». Но… бывает. И если сказать им, что Иосия – Бог, они только рассмеются в ответ. Только рассмеются. И наконец, вот Пилат… Он говорит: «Какая разница, кто этот человек – Иосия? И человек ли он вообще – какая разница? Он нужен как предмет. Его воля, его желания, его чувства не имеют никакого значения. Он – ничто».
Королевство кривых зеркал!
– Иосия! – взмолился Данила, понимая, что еще чуть-чуть, и ни его сердце, ни его разум не выдержат. – Скажи мне, кто ты?