Королевство кривых зеркал!
— Иосия! — взмолился Данила, понимая, что еще чуть-чуть, и ни его сердце, ни его разум не выдержат. — Скажи мне, кто ты?
Их глаза встретились.
— Ты знаешь… — улыбнулся Иосия.
— Данила, очнись! — раздался исполненный яростью голос Марка. — Очнись!
— Что? — Данила непонимающе оглядывался по сторонам. — Что?!
Он снова здесь — в замке Марка. Нет ни Иосии, ни Пилата.
— Мария отказывается плакать! — орал Марк. — Насильно сдерживает себя! Понимаешь ты?! Она не плачет!
— И что с того?.. — Данила все еще не мог понять, что происходит и что так разозлило Марка.
— Она не плачет!!! — орал Марк.
— Это хорошо, — ответил Данила и закрыл глаза, проваливаясь в прежнее сновидение.
— Данила, ты должен все объяснить ей! И объяснить правильно! Не закрывай глаза! — Марк был в бешенстве.
— Что я должен ей объяснить?
Данила все еще не мог прийти в себя. Одной своей частью он продолжал быть там — с Иосией, в древней Иудее, во дворце ее прокуратора — Понтия Пилата. И ему хотелось быть там, а не здесь, не в этом замке, где царствует безумие. Он хотел сидеть на той залитой светом террасе и видеть перед собой тех двух странных и особенных людей — Иосию, чьи глаза всегда улыбаются, и Понтия Пилата, чье страдание вдруг стало ему таким понятным…
— Она из-за тебя не плачет! Из-за твоих слов! — Марк схватил Данилу за плечи и начал трясти словно грушу. — Она требует объяснений! Она перестала мне подчиняться! Она ослушалась меня! Впервые! Такого никогда не было раньше!
— Очень хорошо, — ответил Данила и снова закрыл глаза.
— Сволочь! Проклятая сволочь! — Марк заорал с такой силой, что у Данилы заложило уши. — Вставай! Ты должен объяснить ей, что ты не то имел в виду, что ты был не в себе, что ты — дурак! Ты должен ей это сказать! Ты не понимаешь?! Она перестала плакать!!!
— Марк, — Данила открыл глаза и безразлично уставился на него. — Ты знаешь, что ты мне только снишься? Ты сам это знаешь?
По лицу Марка побежала судорога. Гнев, ярость, остервенение — вот что было во всем его образе в эту минуту.
— Нет! — заорал он. — Это то тебе снится, а не я! Это тебя Дьявол искушает, Дьявол!
Он показывает тебе смеющегося Христа! Я говорил тебе! Говорил, что так будет!
— Если бы только видел его улыбку… — прошептал Данила, в который раз закрывая глаза. — Если бы ты только слышал его смех…
— Не спать! Не спать! — орал Марк. — Это Дьявол! Дьявол! Это искушение!
— Пусть… Но я хочу, чтобы он улыбался…
Данила снова был в Иудее. И как-то очень обрадовался этому. Сейчас он увидит Иосию…
Но что-то изменилось. Это была не та зала, где они встречались с Понтием Пилатом. С улицы доносились гневные крики толпы. Казалось, там собрались тысячи разъяренных людей! Происходило что-то страшное.
Данила сделал несколько нерешительных шагов по направлению к балкону. И тут заметил, что за тяжелой шторой, прячась, стоит прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Он выглядел растерянным, даже испуганным. Недоуменно оглядывался по сторонам, прислушивался к крикам огромной толпы, беснующейся на улице, делал бесцельные шаги — то в одну, то в другую сторону.
— Прокуратор… — тихо позвал Данила. Понтий Пилат нервно вскинул глаза:
— Кто здесь?!
— Это я… — начал было Данила.
— А… Ты… — с некоторым облегчением выдохнул Пилат и замолчал.
Он так и продолжал стоять рядом с балконом, по всей видимости не решаясь выйти к толпе.
— Боги Олимпа, неужели нет никакого решения?! — шептал прокуратор, порывисто хватаясь то за виски, то за подбородок, то дергая себя за волосы. — Должно же быть какое-то решение? Это же безумие! Безумие! Я не понимаю, что происходит! Я не понимаю… Кто потом сможет это объяснить? Как это возможно будет объяснить?.. Как объяснить, что случилось?.. Это невозможно!
— А что случилось? — шепотом спросил Данила. — Что происходит на улице?
— Пока мы разговаривали, синедрион объявил, что я — прокуратор Иудеи Понтий Пилат — приговорил Иосию к смертной казни — как Иудейского Царя. В городе начались волнения. Ко дворцу стекаются тысячи людей… Как по команде. Как по команде, — рассеянно повторял прокуратор.
— Черт! — воскликнул Данила. — Все правильно! Это часть их плана! Как же я не догадался сказать тебе об этом?! И что ты?
— Что я? — прокуратор как-то неуверенно пожал плечами. — Я объявил собравшемуся народу, что синедрион просил меня, чтобы я казнил Иосию как лжепророка. Это правда. Но они не признались…
Данила оцепенел от ужаса.
— И?..
— И я сказал, — продолжал бормотать Пилат, — что не нашел в Иосии никакой вины…
— И?.. — Данила чувствовал, как от дикого напряжения у него слабеют ноги.
— И… — прошептал прокуратор. — И тогда Иосия вышел к народу и сказал: «Говорите вы, что желаете мне жизни, а в сердцах ваших желаете вы мне смерти. Так и быть тому, ибо что творите вы, того не знаете, но чего хотите вы, то исполнится».
Пилат замолчал и как-то глупо, бессмысленно, остекленевшими глазами смотрел прямо перед собой.
— Что он сказал?.. — Данила через силу сглотнул, чувствуя, как невыносимо пересохло у него в горле. — «Что творите вы, того не знаете, но чего хотите вы, то исполнится»…
— Да… — Пилат поднял на Данилу глаза, полные боли. — Ты знаешь, что это значит?
— Зеркало… — прошептал Данила.
— Зеркало? — не понял Пилат, но, испугавшись самого звука этого слова, отшатнулся назад.
— Где он? — теперь Данила смотрел на Пилата остекленевшими глазами. — Где он?!
— Он… — Пилат, испуганно отступая в сторону, махнул рукой в сторону балкона.
Данила выдохнул и в три шага достиг выхода на балкон. Шум с улицы доносился невероятный. Казалось, там происходит что-то чудовищное…
Данила вышел на залитую солнцем площадку. К своему удивлению, он обнаружил, что люди не смотрели в сторону резиденции Понтия Пилата. Напротив, они смотрели в противоположную сторону! И шли туда — прочь от дворца! — Что происходит?.. — прошептал Данила. — Что происходит?! Где Иосия?!
И тут он направил свой взгляд в ту сторону, куда двигалась толпа.
По улице, уходящей от дворца, в окружении сотен людей — орущих, кричащих, плачущих, мечущихся — шел Иосия. Под крестом…
— Он сам? — Данила повернулся назад и смотрел в глубь темной залы, где прятался от толпы прокуратор Иудеи Понтий Пилат. — Он сам взял крест и пошел на Голгофу?!
Пилат показался в просвете между колоннами балкона. Данила не верил своим глазам — Пилат растерянно кивал головой в знак согласия.
Крики, вопли. Стоны и слезы людей. Обезумевшая толпа не понимала, кому верить. Синедрион обвинил прокуратора в том, что он приговорил к смерти наследника иудейского трона, потомка Авраама и Давида — Иосию. Прокуратор обвинил синедрион в том, что он признал Иосию лжепророком и сам потребовал от Пилата, чтобы тот казнил Иосию. Но, по его словам, он не нашел в узнике вины. И тогда Иосия, слыша все это, встал и сказал: «Говорите вы, что желаете мне жизни, а в сердцах ваших желаете вы мне смерти. Так и быть тому, ибо что творите вы, того не знаете, но чего хотите вы, то исполнится». А теперь он идет на Голгофу, сам неся на себе свой крест, потому что никто не пожелал быть причастным к его смерти.
Расталкивая людей, продираясь сквозь толпу, Данила рвался вперед, вверх по улице. — Иосия! Иосия! — повторял он, пытаясь разглядеть вдали его силуэт.
Но на дороге, ведущей к возвышению, прозванному Голгофой, творилось что-то невообразимое, не поддающееся никакому описанию.
Сотни, тысячи людей, настоящее людское море, запертое справа и слева приземистыми зданиями улицы, — кипело, как огненная лава, извергающаяся из жерла вулкана.