— Видел — приехала, видел — уехала. Кто такая, не знаю! О чем интересном говорила?
Ни о чем интересном не говорила. Разве красивая девушка скажет белоштанному старику что-нибудь интересное?
Умные мысли — тяжелые. Амек собирает дары. Дети Лайнэ
— Етти, — прохрипел шаман и метнул снизу взгляд из-под малахая.
— Етти, — поздоровался Амек и остановился в недоумении, озирая стоявшего на четвереньках Кыквата. — Что-то нашел?
— Думаю, — коротко ответил тот. Амек переступал с ноги на ногу.
— Разве нельзя думать, стоя прямо? Разве тяжелые мысли?
Боль, как острые ножи, колола шамана. Он ответил сердито:
— Умные мысли — тяжелые, глупые — легкие.
— Правильно сказал ты! — обрадовался старшина.
Он тоже вдруг согнулся, так что живот его лег на снег, с хрустом проломив наст, который легко выдерживал годовалого медведя. Теперь оба касались друг друга малахаями, словно две собаки, обнюхивающие друг друга.
— Меня тоже иногда тянет вот так согнуться, — пояснил Амек. — Думаю: что такое? А это умные мысли пришли.
— Какие новости? — спросил шаман.
Старшина глубокомысленно помолчал.
— Какие новости? У меня не бывает новостей. Всегда сыт, наевшись — сплю, отдохну — снова ем… Без новостей лучше живется.
Боль вдруг отпустила Кыквата. Он медленно, еще не веря сам себе, выпрямился, прислушался. Радостно вздохнул.
— Кончились умные мысли? — Амек тоже выпрямился.
Кыкват почувствовал радостное облегчение и умиротворение.
Ответил наставительно:
— Умные мысли — тяжелые, зато потом с ними легко жить, — он даже прошелся. — Очень легко. А глупому тяжело жить.
— Наверное, опять правильно говоришь, — подтвердил старшина. Плотно позавтракав вкусными нерпичьими колбасками, он забыл огорчение от вчерашнего неудачного сватовства. До чего легко умному человеку, даже взлететь хочется!
Оба задрали головы к небу. Яркий месяц заливал все вокруг ослепительным сиянием.
Но казалось, от него струится холод…
— Не возвращается Солнце. Пора готовиться к Большому камланию. Дары хорошие соберешь для Сверху Сидящего.
— Пора, пора, — поддакнул старшина, но тут же спохватился. — Уже не раз собирали…
Ведь ему, старшине, придется самые лучшие дары принести, чтобы все видели: его дары — самые лучшие. Правда, Сверху Сидящему отдать, а все равно жалко.
Кыкват уже предвкушал беззаботную жизнь на своем острове, где он будет лакомиться вкусными вещами, предназначенными для Сверху Сидящего. При последних словах Амека он даже запыхтел от злости.
— Почему разные слова говоришь? Не нужны разные слова, когда принимаемся за дело!
— Каждый раз дары собираем, но зловредный Онкой все равно Солнце под землю утаскивает, — закряхтел Амек.
Шаман даже подскочил от возмущения:
— Не навсегда! Сверху Сидящий потом заставляет его Солнце вернуть!
— Почему совсем не возвращает? Почему позволяет Онкою снова Солнце воровать?
«Наверное, земля скоро перевернется, — уныло подумал шаман. — Даже старшина задает такие вопросы…»
— Почему глупое говоришь? — злобно спросил он, — Разве можешь ты понять Сверху Сидящего?
— Когда собираю дары, люди разное меня спрашивают…
— Глупые люди! — отрезал Кыкват. — Разное спрашивают… Не должен ты разное слушать! Летом тепло, и Солнце все время горячее, высоко в небе висит. Как холодно становится, и Солнце остывает, на сопки садится, чтобы погреться. Хитрый Онкой только того и ждет — схватит его и под землю утаскивает. Так надо людям говорить.
— Разве слова заменят Солнце? А Сверху Сидящий?
— Наверное, и не слышит он ничего, когда люди о чем-нибудь его просят, — засмеялся старшина.
— Людей он не слышит. Если я попрошу, меня слышит. Это потому, что всегда с дарами к нему прихожу. С пустыми руками нечего и думать успешно о чем-нибудь просить.
— Что возьмешь у людей? — Амек хорошо знал, как трудно взять у человека что-то. — Вот шатер Татая. Пусто в его шатре.
Понизив голос, шаман доверительно сообщил:
— Кое-что можно взять. Десять песцов возьмешь в этом шатре. И у других людей много разного припрятано.
— Ко-о! — Амек решительно направился к шатру. — А я ничего про это не знаю.
— Постой! — встревожился шаман. — Не ходи туда.
— Почему говоришь такое? — остановился старшина.
— Полно в этом шатре болезней. Запер я их, не велел в селение дальше идти. Если войдешь туда, болезни в тебя вцепятся, сам заболеешь, в селение понесешь болезни.
Старшина в волнении забегал около шатра.