Я опустилась на колени возле него. Ковер не хлюпал, крови на нем не было. Почему же этот чертов мишка сидит на ковре, весь залитый кровью? Насколько я могла судить, больше нигде в комнате крови не было.
Может, кто-то ею просто сюда посадил? Я подняла взгляд на маленький белый комод, разрисованный зайчиками. Если однажды выбрал мотив, то уж не отступай от него ни в чем, таково мое мнение. На белой краске был маленький, но очень четкий отпечаток ладошки. Я подползла ближе и приложила рядом руку, чтобы сравнить размер. У меня небольшая ладонь, маленькая даже для женщины, но этот отпечаток был со всем крошечный. Два, три года, может, четыре. Стены голубые – наверное, мальчик.
– Сколько лет было ребенку?
– На обратной стороне портрета в гостиной написано “Бенджамин Рейнольдс, три года”.
– Бенджамин, – прошептала я, глядя на кровавый отпечаток детской ладони. – В этой комнате нет тела. Здесь никого не убили.
– Да.
– Так чего же ты меня сюда привел? – Я посмотрела на Дольфа снизу вверх, все еще стоя на коленях.
– Твое мнение ничего не будет стоить, если ты не увидишь всего.
– Этот чертов мишка будет мне сниться.
– Мне тоже, – сказал Дольф.
Я встала, с трудом подавив желание разгладить юбку сзади. Трудно даже сосчитать, сколько раз я измазывала одежду в крови и даже не думала об этом. Но только не сегодня.
– Это труп мальчика там, в гостиной? – Говори это, я молила Бога, чтобы это было не так.
– Нет, – сказал Дольф.
Благодарю тебя, Господи.
– Труп его матери?
– Да.
– А где тело мальчика?
– Мы его не нашли. – Дольф помолчал, потом спросил: – Эта тварь могла съесть мальчика целиком?
– Ты имеешь в виду – чтобы вообще ничего не осталось?
– Да, – сказал Дольф. Лицо его стало лишь капельку бледнее. Мое, вероятно, тоже.
– Возможно, но даже у немертвых есть предел тому, что они способны сожрать. – Я сделала глубокий вдох. – Вы не обнаружили никаких признаков срыгивания?
– Срыгивания. – Дольф улыбнулся. – Хорошее слово. Нет, после еды эту тварь не тошнило. Во всяком случае, мы ничего не нашли.
– Тогда мальчик, вероятно, должен быть где-то рядом.
– Есть шанс, что он жив? – спросил Дольф.
Я посмотрела на него. Мне хотелось сказать “да”, но я понимала, что ответ скорее всего должен быть “нет”. Я выбрала компромисс.
– Не знаю.
Дольф кивнул.
– Теперь в гостиную? – спросила я.
– Нет. – Дольф вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Я пошла следом. Что мне еще оставалось? Но я не спешила. Если ему хочется изображать крутого немногословного полицейского, он может и подождать меня.
Вслед за его широкой спиной я завернула за угол и через гостиную вышла и кухню. Раздвижная стеклянная дверь вела на террасу. Повсюду были осколки стекла. Их грани сверкали в солнечном свете, струящемся из еще одного круглого окошка в потолке. Кухня, облицованная голубым кафелем и отделанная дорогим светлым деревом, была такой чистенькой, словно только что сошла с фотографии рекламного буклета.
– Красивая кухня, – заметила я.
Мне было видно, как по двору шныряют полицейские. Высокий забор скрывал их от любопытных взглядов соседей, так же как прошлой ночью скрыл убийцу. Только один детектив остался стоять у водосточной трубы. Он царапал что-то в блокноте.
Дольф сделал мне знак, чтобы я осматривалась внимательнее.
– Итак, – сказала я. – Кто-то вломился сквозь эту стеклянную дверь. При этом вероятно, шум был ужасный. Когда разбивается такое большое стекло, то даже при включенном кондишине... одним словом, ты это услышишь.
– Ты думаешь? – спросил Дольф.
– А соседи слышали что-нибудь? – спросила я в свою очередь.
– Никто не признается, – сказал он.
Я кивнула.
– Стекло разбилось, и кто-нибудь пошел взглянуть, что случилось. Скорее всего, мужчина. Стереотип “главы семьи” на редкость живуч.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Дольф.
– Храбрый охотник, защищающий свое семейство, – сказала я.
– Ладно, пусть это был мужчина. Что дальше?
– Мужчина вошел, увидел того, кто вломился на кухню, и крикнул жене. Вероятно, велел ей уносить ноги. Бери ребенка и беги.
– А почему бы не вызвать полицию? – спросил Дольф.
– Я не видела в спальне телефона. – Я кивнула на телефон на стене кухни. – Вероятно, это единственный аппарат. Чтобы до него добраться, надо было проскочить мимо чудовища.
– Продолжай.
Я оглянулась на гостиную. Покрытой простыней кушетки отсюда было почти не видно.
– Эта тварь, чем бы она ни была, бросилась на мужчину. Стремительно; ударила его, может быть, оглушила, но не убила.
– Откуда знаешь, что не убила?
– Не устраивай мне экзамен, Дольф. В кухне слишком мало крови. Он был съеден в спальне. Что бы это ни было, оно не стало бы тащить мертвеца в спальню. Оно загнало мужчину в спальню и убило его там.
– Неплохо; не хочешь попытать свои силы в гостиной?
Вообще-то не особенно; но вслух я этого не сказала. От женщины осталось значительно больше. Верхняя часть ее тела была почти не повреждена. Кисти рук были закрыты бумажными мешками. Можно будет получить анализ того, что у нее под ногтями. Я надеялась, что это поможет делу. Широко открытые карие глаза смотрели в потолок. Край пижамной курточки прилип к тому месту, где некогда была талия. Я сглотнула и двумя пальцами приподняла намокшую ткань.
Позвоночник блестел в ярком солнечном свете; белый и мокрый, он повис, словно шнур, который выдернули из разъема. Ладно.
– Что-то разорвало ее пополам – так же, как... мужчину в спальне.
– Откуда ты знаешь, что там был мужчина?
– Если у них не было гостей, это должен был быть мужчина, А гостей у них не было, правильно?
Дольф покачал головой.
– Нет, насколько нам известно.
– Значит, мужчина. Потому что у нее целы ребра и обе руки. – Я постаралась скрыть гнев. Дольф не виноват. – Я не отношусь к числу твоих подчиненных. И хочу, чтобы ты перестал задавать мне вопросы, на которые сам знаешь ответы.
Он кивнул:
– Справедливо. Иногда я забываю, что ты – не один из наших парней.
– Спасибо.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Да, понимаю – и даже знаю, что ты хотел сделать мне комплимент. Но нельзя ли нам закончить этот разговор снаружи?
– Конечно. – Дольф снял окровавленные перчатки и бросил их в мешок с мусором, стоящий на кухне. Я сделала то же самое.
Жара обволокла меня, как расплавленный пластик, но все же в ней было что-то хорошее, чистое. Я вдохнула полную грудь горячего влажного воздуха. Ах, лето.
– Скажи хотя бы, я был прав – это не человек? – спросил Дольф.
Двое полицейских в форме сдерживали толпу зевак на газоне и на улице перед домом. Дети, родители, дети на велосипедах. Как будто пришли поглазеть на шоу уродцев.
– Да, это был не человек. На стекле в кухне не осталось крови.
– Я заметил. И что это значит?
– Как правило, из мертвых кровь не идет – за исключением вампиров.
– Как правило?
– Из свежеумерших зомби порой может сочиться кровь, но у вампиров она течет почти как у людей.
– Значит, ты считаешь, что это был не вампир?
– Если так, значит, он ел человеческую плоть, А вампиры не способны переваривать твердую пищу.
– А вурдалак?
– Слишком далеко от кладбища, и тогда в доме было бы больше разрушений. Вурдалаки ломают мебель, как дикие звери.
– Зомби?
Я покачала головой:
– Честно говоря, не знаю. Встречаются такие феномены, как плотоядные зомби. Очень редко, но это бывает.
– Ты говорила, что было зарегистрировано три таких случая. И каждый раз зомби дольше оставались похожими на человека и не разлагались.
Я улыбнулась.
– У тебя хорошая память. Правильно. Плотоядные зомби не разлагаются, пока их кормить. Или, во всяком случае, не разлагаются с такой скоростью.