— Э-эй!
— А? — наконец послышалось в ответ.
Обращаясь в чёрный провал двери, за которым ничего не было видно, Акела попросил:
— Дайте нам прямо сейчас горячего молока.
— А! — снова донеслось в ответ.
Удовлетворившись на том, Акела вернулся за столик и закурил.
— Спасибо. Ты извини — я покапризничал, — покаялся Маугли, слегка склонив голову.
— Да ничего, всё нормально, — обронил Акела, густо покраснев.
Он подумал, что малыш Маугли похож на мальчика, который вдруг почему-то перестал расти. Для настоящего мальчика в нём чего-то недоставало. И вот теперь этот недомальчик шёл с ним, Акелой, в паре. Правда, о том, чтобы вернуться в Токио, он больше не заикался. Акеле вдруг захотелось протянуть руку и потрепать Маугли по мягкой щёчке. Вместо этого он выдохнул клуб табачного дыма и сказал:
— Слушай, Маугли, давай ты будешь прикидываться немножко ненормальным пареньком, а? Так безопасней будет. Что бы тебе ни сказали, ты только мычи и всё. Ты же сам говоришь, твой братишка был такой — наверное, тебе подражать ему нетрудно, да? Тебе же нетрудно будет, наверное — такая игра. Понимаешь, мы ведь здесь чужаки, так что надо соблюдать предосторожность.
Маугли какое-то время смотрел прищурившись на Акелу и наконец наклонил голову. Акела с волнением молча ждал, что скажет Маугли, а в голове у него звучала «Песня маленького охотника»:
Тут ещё послышалась другая песенка, которую каким-то чудным детским голоском запел Маугли:
— Иисус, Мария, утешьте мои горести и печали… не пойму… не пойму… ничего я не пойму…
— Нет, я так не смогу — как Тон-тян. Мне так вообще не нравится, чтобы обо мне как о ненормальном… — понурившись, пробормотал он.
До них доносились звонки велосипедов и уличный шум: вот кто-то пробежал мимо, кто-то позвал кого-то — будто прокричала птица. Откуда-то донёсся клаксон автомобиля. Тихонько забарабанил дождь.
— Братец, он… у него просто голова немножко по-другому была устроена. Но всё, что надо было, он понимал. И он совсем не раскисал вроде меня. Только он слабенький был, болел часто и в конце концов умер. Когда радовался, он так хихикал всё время и пел песенку. Только я так изобразить не могу. И как он смеялся особенно, и как он ходил… Вообще страшно это — не могу я так… — продолжал Маугли, совсем побледнев.
— Да? Ну извини, если я не так сказал… Может и правда, мёртвым подражать страшновато. Я тоже отцу подражать, наверное, не могу. Ну, как он там себя вёл, на кладбище… Я просто… — смущённо пытался оправдаться Акела.
Хозяйка принесла из кухни рис с карри и горячее молоко.
— Вон, дожжик пошёл. У вас, небось, зонтиков-то нетути? — спросила она.
Акела только кивнул и улыбнулся в ответ. Он собирался хранить молчание, сколько было возможно. Маугли молча сидел понурившись и не поднимал головы.
— Без зонтиков-то сей минут намочитесь. Вы уж тут сидите, пережидайте дожжик-то.
Акела снова благодарно улыбнулся и кивнул. Хозяйка, не ожидая его ответа, подошла к стеклянной двери, выглянула наружу и, что-то пробормотав себе под нос, вернулась на кухню. Пока ещё она в посетителях не распознала чужаков. Акела, с облегчением вздохнув, глянул на Маугли и усмехнулся.
— Всё путём! Вот так и дальше давай: сиди себе, помалкивай да улыбайся. Я тебе так и хотел предложить. Ведь так-то ты можешь, верно?
— Ага.
Маугли наконец поднял голову и стал пить горячее молоко из стакана. Пил он решительно, почти не останавливаясь и не делая передышек. Горло у него так и ходило в такт со льющейся в глотку жидкостью. «Неужели молоко и впрямь может быть таким вкусным?» — подумал Акела, наблюдая за Маугли.
Мигом осушив стакан молока, Маугли, всё ещё с белыми обводами вокруг рта, посмотрел в сторону стеклянной двери и сказал:
— Хоть бы дождь поскорее кончился! А то вон, ещё больше обложило, чем раньше.
— Ну, если не кончится, делать нечего, придётся зонтик купить. Неохота мне — потом с ним мороки не оберёшься.
Пододвинув к себе тарелку, Акела тоже принялся уплетать рис с карри за обе щёки.
— А как с денежками быть? Если будем каждый раз есть на твои денежки, они скоро кончатся… — в ритме всё той же странной песенки протянул Маугли. Может быть, он просто хотел поддеть Акелу в отместку за его предложение.
Хозяйка тем временем принесла из кухни лапшу по-китайски. В столовой было прохладно, и белый пар от варева клубами валил из-под крышки котелка.
— Кушайте себе, ребятушки, не торопитеся. А ты, паря, с виду вылитая девчонушка! Только парнишкой наряжена. Вы ж небось брат с сестрёнкой? — промолвила хозяйка с неподдельным удивлением и рассмеялась.
Маугли только поглядывал на женщину снизу вверх. На губах у него блуждала слабая улыбка. Хозяйка внимательно посмотрела на Маугли, потом, будто что-то сообразив, перевела взгляд на Акелу и с лёгким кивком поспешно ушла на кухню.
Акела быстро зашептал, обращаясь к Маугли:
— Это у тебя здорово получилось! Натурально! Только вишь, как она сразу догадалась, что ты девочка. Надо поскорее волосы остричь, а то вообще обвал будет.
— Так я ж ничего особенного не делала. Только прикинулась, будто до меня ничего не доходит. Что, я похожа была на дебила? — удивлённо спросил Маугли и развёл руками. — Я даже не старалась специально показать, что ничего не понимаю.
— Ага, но сработало как надо! Ты ешь поскорей, пока горячее.
— Как хорошо пахнет!
Разломив в торце палочки для еды, Маугли нагнул голову и понюхал котелок.
Стеклянная дверь столовой распахнулась, и с улицы вбежали трое мужчин. Головы и плечи у них были мокрые от дождя. Все трое были с пустыми руками, все трое одеты в аккуратные пиджаки. Оживлённо переговариваясь и утираясь белыми носовыми платками, они расположились за столиком рядом с Акелой и Маугли.
Акела и Маугли, помалкивая, продолжали изо всех сил уплетать рис с карри и лапшу. В подливке карри ничего не было, кроме картошки, но вкус был недурён. Лапша по-китайски тоже была вполне съедобна. Маугли утверждал, что впервые ест лапшу по-китайски, но Акела этого никак не мог взять в толк. Как это ребёнок, выросший в нормальной семье, ни разу не пробовал лапши по-китайски?! Ему было также невдомёк, почему хозяйка сразу узнала в Маугли девочку. Дело было, наверное, не только в волосах. Руки у Маугли вон какие белые. Ногти тонкие и просвечивают розовым. Слишком маленькие, мягкие ручонки. Да и уши, и шея, и вообще всё было слишком чистенькое, нежное. Надо же, даже если такой малыш, можно, оказывается, легко отличить девочку от мальчика! Правда, может быть, если вести такой образ жизни и много дней подряд не мыться, может, от девчонки ничего и не останется. Тонкие брови, аккуратный, немножко вздёрнутый белый носик, будто обсыпанный мукой. Совсем ещё детское личико. Но уже не похожа на мальчишку. Акела вспомнил глупенькое личико Маугли, каким оно было пять лет назад, — тогда в голове у малышки, казалось, было пусто. Маугли поначалу просто показался было ему бестолковым и дерзким малышом, а потом он стал думать, что, может, так оно и должно быть, если у него с мозгами не всё в порядке… Ведь братишка-то у него был слаб на голову. Так может, эта болезнь заразная. Кто их разберёт: нормальный, ненормальный или просто такой наивный?..» Во всяком случае ясно, что, если я не возьму этого малыша под свою защиту, с ним могут приключиться всякие неприятности», — ещё раз сказал себе Акела. Только я, Акела, что бы ни случилось, буду о нём заботиться. Ведь у него, у бедного лягушонка Маугли, нет клыков, и когти у него слабые, и нюха-то никакого нет.
Когда они допили чай после еды, дождь на улицы лил всё с той же силой. Кроме троих мужчин, в столовую зашли переждать дождь ещё четыре женщины. Однако пережидать такую погоду не имело особого смысла: не было никакой гарантии, что через час дождь кончится или хоть станет реже. Прикончив вторую чашку чаю, Акела положил на стол деньги и, сделав Маугли знак глазами, поднялся.