– Стоять! – крикнул Роланд. – Не приближайтесь ко мне, если хотите дожить до заката! Настоятельно советую не приближаться!
Обращался он главным образом к идущему по центру – мутанту в красных помочах поверх лохмотьев рубашки и грязном котелке. У этого господина остался только один глаз, но глаз этот пожирал Роланда взглядом. Рядом с Котелком шла, судя по всему, женщина (за это, во всяком случае, говорили жалкие грудки, торчащие из жилетки). Она бросила в Роланда ножку стула. Траекторию рассчитала правильно, но переоценила свои силы. Ножка упала в пыль, не долетев до стрелка десять футов.
Роланд взвел курок револьвера и выстрелил вновь. На этот раз пуля взбила пыль у ноги Котелка, а не у собачьей лапы.
Зеленокожие не убежали, как пес, но остановились, не сводя алчных глаз с Роланда. Неужели жители Элурии закончили жизнь в желудках этих тварей? Роланду не хотелось в это верить… хотя он и знал, что каннибализм для заторможенных мутантов – обычное дело (впрочем, о каннибализме речь идти не могла, потому что едва ли эти существа могли считаться людьми). Они слишком медлительные, слишком глупые. Если б они вернулись назад после того, как их прогнал шериф, горожане забросали бы их камнями и забили до смерти.
Не думая о том, что делает, стремясь лишь освободить руку, чтобы выхватить второй револьвер на случай, если мутанты не услышат голоса разума, Роланд сунул медальон, который снял с убитого юноши, в карман джинсов, вместе с разорванной цепочкой.
Они стояли, уставившись на него, отбрасывая странно изогнутые тени. Что дальше? Приказать им убираться восвояси? Роланд не знал, подчинятся ли они. А с другой стороны, ему не хотелось терять их из виду. Еще затаятся и нападут из засады. Одна проблема, правда, благополучно разрешилась: о похоронах Джеймса вопрос больше не стоял.
– Стойте на месте, – произнес он на низком наречии и попятился. – Первый, кто сдвинется…
Прежде чем он закончил фразу, один из них, карлик с широченной грудью, вывернутыми губами и раздутой, как при свинке, шеей, бросился вперед, вереща что-то неразборчивое. Может, смеялся. Размахивая ножкой от рояля, зажатой в правой руке.
Роланд выстрелил. Грудь карлика сложилась, как карточный домик. Он попятился, пытаясь удержаться на ногах, прижав к груди свободную руку. Одна нога в грязно-красном шлепанце зацепилась за другую, и карлик рухнул на землю. В горле у него что-то заклокотало, он выпустил из пальцев дубинку, перекатился на бок, попытался встать, но вновь рухнул в пыль. Яркие солнечные лучи отражались от его широко раскрытых глаз, струйки белого пара начали подниматься от кожи, быстро теряющий зеленый цвет. Что-то зашипело, совсем как вода, если плеснуть ее на раскаленную сковородку.
Надеюсь, одного наглядного урока им хватит, подумал Роланд.
– Сами видите, он был первым, кто сдвинулся с места. Кто хочет стать вторым?
Желающих вроде бы не было. Мутанты стояли, наблюдая за ним, не подходили… но и не отступали. Он подумал (как и о псе), что ему следует их перебить, вытащить второй револьвер и положить одного за другим. На это, при его умении стрелять, ушло бы несколько секунд. Но он не мог заставить себя. Он еще не стал хладнокровным убийцей… пока еще не стал.
Медленно, очень медленно, он начал пятиться. Сначала обошел желоб. А когда Котелок шагнул вперед, Роланд осадил и его, и остальных, вогнав пулю в пыль в дюйме от ноги Котелка.
– Это последнее предупреждение. – Он продолжал говорить на низком наречии, не зная, понимают ли его мутанты. Впрочем, стрелка это не волновало. Язык пуль они понимали наверняка. – Следующая пуля разорвет чье-нибудь сердце. Договариваемся так: вы остаетесь. А я ухожу. Это ваш единственный шанс. Те, кто последует за мной, умрут. Сейчас слишком жарко, чтобы говорить впустую, и я начинаю терять…
– Бух! – раздалось у него за спиной. В голосе слышалось ликование. Боковым зрением Роланд увидел тень, выросшую из тени перевернутого фургона, к которому он приблизился практически вплотную, и осознал, что за фургоном прятался один из зеленокожих.
А когда стрелок начал поворачиваться, дубинка обрушилась на его правое плечо, и рука онемела. Роланд, однако, сумел поднять револьвер и выстрелить, но пуля попала в одно из колес фургона, выбив деревянную спицу. Колесо со скрипом завертелось, а за спиной уже слышались вопли мутантов, устремившихся к фургону.
За фургоном прятался монстр о двух головах. Одна бессильно свисала на грудь, зато вторая, тоже зеленая, жила полнокровной жизнью. Широкие губы расползлись в улыбке, когда мутант поднял дубинку, чтобы ударить вновь.
Роланд левой, не онемевшей, рукой выхватил второй револьвер. Успел всадить пулю в эту идиотскую улыбку. Кровь и зубы брызнули во все стороны, дубинка выпала из ослабевших пальцев. И тут же подоспели остальные мутанты.
Стрелку удалось уклониться от первых ударов, и он уже подумал, что сумеет оторваться от мутантов, ускользнув за фургон, а уж там повернется к ним лицом и расстреляет одного за другим. Конечно же, ему это удастся. Не мог же его поход к Темной Башне бесславно завершиться на залитой жаркими лучами солнца улочке крохотного затерянного на Западе городка. Не могли зеленокожие заторможенные мутанты взять верх над стрелком. Не могла ка быть такой жестокой.
Но Котелок достал его своей дубинкой, и Роланд врезался в медленно вращающиеся колеса перевернутого фургона, вместо того чтобы проскользнуть мимо него. Он оказался на четвереньках, еще пытаясь подняться, увернуться от обрушивающихся на него ударов. Он уже видел, что зеленокожих не пять, не десять. А гораздо больше. С Главной улицы на городскую площадь спешили не меньше тридцати мутантов. Не горстка выродков, а целое племя! Да еще ясным днем, под жарким солнцем! Он-то привык считать, что заторможенные мутанты вылезают из своих нор только в темноте, как жабы. А с такими, светоустойчивыми, он никогда не сталкивался. Они…
В красной жилетке действительно была женщина. Ее голые груди стали последним, что увидел Роланд, когда мутанты сжали кольцо. Он еще пытался вскинуть один из больших револьверов (перед глазами плыло, но едва ли это обстоятельство помогло бы мутантам, если б Роланду удалось открыть огонь: Джейми Дикарри говорил, что Роланд может стрелять с закрытыми глазами, потому что его пальцы имеют собственные глаза). Но револьвер вышибли из его руки в пыль. И хотя пальцы второй по-прежнему сжимали рукоятку из сандалового дерева, Роланд понял, что выстрелить ему не удастся.
Он ощущал их запах, тошнотворный запах гниющей плоти. Или так пахли его руки, которые он поднял, чтобы защитить голову? Руки, которые побывали в отравленной воде, когда он снимал медальон с шеи убитого юноши?
Дубинки обрушивались на него со всех сторон, словно зеленокожие хотели не только убить его, но размолотить все кости. И, проваливаясь в темноту, Роланд не сомневался, что это смерть. Он услышал стрекотание насекомых, лай собаки, перезвон колоколов, затем все звуки слились в один. Наконец оборвался и он. Темнота окончательно поглотила Роланда.
ГЛАВА 2
Возвращение в реальный мир. Между небом и землей.
Белоснежная красота. Еще двое болезных. Медальон
Таким путем возвращаться в реальный мир Роланду не доводилось. Приходить в себя после сильного удара (несколько раз случалось и такое) – это одно, пробуждаться от сна – другое. Тут он словно поднимался на поверхность из темных глубин.
Я умер, подумал он в какой-то момент… когда способность думать частично вернулась к нему. Умер и поднимаюсь в тот мир, где живут после жизни. Так и должно быть. А пение, которое я слышу… это поют мертвые души.
Чернильная тьма сменилась темной серостью грозовых облаков, затем молочной белизной тумана. Наконец туман начал рассеиваться, изредка сквозь него пробивались солнечные лучи. И все время ему казалось, что он поднимается, подхваченный мощным восходящим потоком.
Но вот ощущение это начало слабеть, яркий свет все сильнее давил на закрытые веки, и только тогда Роланд окончательно поверил, что он все-таки жив. И убедило его в этом стрекотание насекомых. Ибо слышал он не пение мертвых душ, не пение ангелов, о которых иногда рассказывали проповедники Иисуса-человека, а стрекотание насекомых. Маленьких, как сверчки, но таких сладкоголосых. Тех самых, которых он слышал у ворот Элурии.