Так я рассуждал, а к чему это привело, вы узнаете далее.
Но сперва я хочу рассказать про мои собственные детские воспоминания об иных временах. Я упивался тогда отблесками сияния других жизней. Меня, как и всех детей, мучила память, кем я был прежде. Происходило это в дни, когда я только становился самим собой, и присущие мне в иных жизнях характеры еще не затвердели и не выкристаллизовались в новую личность, которая несколько коротких л-ет звалась Даррелом Стэндингом.
Я расскажу только об одном эпизоде. Случилось это в Миннесоте на нашей старой ферме. Мне еще не исполнилось шести лет.
В нашем доме остановился переночевать вернувшийся из Китая миссионер, которого миссионерский совет послал собирать пожертвования среди фермеров. То, о чем я хочу рассказать, произошло на кухне после ужина, когда мать укладывала меня спать, а миссионер показывал нам фотографии Святой Земли.
Я, разумеется, давно забыл бы то, о чем собираюсь сообщить вам, если бы впоследствии не слышал множество раз, как мой отец рассказывал об этом удивленным слушателям.
Увидев одну из фотографий, я вскрикнул и стал ее рассматривать сначала жадно, а потом разочарованно. Сперва она показалась мне такой знакомой, словно это была фотография отцовского сарая, а потом все вдруг стало чужим. Однако я продолжал ее рассматривать, и изображение снова стало щемяще-знакомым.
- Это Вашня Давида, - объяснил миссионер, обращаясь к моей матери.
- Нет! - убежденно воскликнул я.
- По-твоему, она называется не так? - спросил миссионер.
Я кивнул.
- Ну а как же она называется, милый мальчик?
- Она называется... - хотел я ответить и запнулся. - Я забыл.
- Она стала какой-то не такой, - добавил я, помолчав. - Ее всю перестроили.
Тут миссионер выбрал из пачки другую фотографию и протянул ее матери.
- Я побывал здесь полгода назад, миссис Стэндинг, - сказал он и, указав пальцем, добавил: - Это Яффские ворота, через которые я прошел прямо к Башне Давида - она вот тут, на заднем плане, где прижат мой палец. В этом согласны все ученые-богословы. Эль Кулах называл ее...
Тут я опять перебил его и, показав на развалины в левом углу фотографии, воскликнул:
- Она где-то вот тут! Так, как вы, ее называли евреи. А мы называли ее по-другому. Мы называли ее... я забыл.
- Нет, вы только его послушайте! - засмеялся отец. - Можно подумать, что он бывал там!
Я уверенно кивнул, так как не сомневался, что мне доводилось бывать в тех местах, хотя они как-то странно изменились.
Отец расхохотался еще громче, а миссионер решил, что я смеюсь над ним. Он показал мне еще одну фотографию: унылая пустыня, без единого деревца или травинки, прорезанная лощиной с пологими каменистыми склонами. Неподалеку виднелась кучка жалких лачуг с плоскими крышами.
- Ну а это что такое, милый мальчик? - осведомился миссионер.
И я вспомнил!
- Самария! - ответил я, не задумываясь.
Отец захлопал в ладоши, мать совсем растерялась, не по нимая, что на меня нашло, а миссионер как будто рассердился.
- Мальчик не ошибся, - сказал он. - Эта деревня действительно находится в Самарии. Я проезжал через нее. Поэтому я и купил эту фотографию. А мальчик, несомненно, уже видел другие такие фотографии.
Но и отец и мать стали уверять его, что этого быть не может.
- Только на картинке она не такая, - расхрабрился я, а моя память в это время деятельно восстанавливала все исчезнувшие особенности ландшафта. Общий его характер остался прежним, так же как и очертания далеких холмов. Я начал вслух перечислять изменения, тыча пальцем: - Дома были вот здесь, справа.
А здесь были деревья, много деревьев, много травы и много коз.
Я, как сейчас, их вижу. Коз пасут двое мальчиков. А вот тут много людей, и все они идут за одним человеком. А вон там, - я прижал палец к тому месту, где перед этим обозначил деревню, - а вон там много бродяг. Они одеты в лохмотья. И они больны. У них все лица, руки и ноги в болячках.
- Он слышал об этом в церкви или где-нибудь еще... Евангелие от Луки, исцеление прокаженных, - сказал миссионер с довольной улыбкой. - А сколько было бродяг, милый мальчик?
В пять лет я уже умел считать до ста и, мысленно их пересчитав, сказал:
- Их десять. Они машут руками и кричат на остальных людей.
- Но не подходят к ним? - последовал вопрос.
Я покачал головой.
- Нет, они стоят на месте и вопят, словно с ними стряслась беда.
- Продолжай, - настойчиво произнес миссионер. - Что еще происходит? Что делает человек, который, как ты сказал, идет во главе толпы?
- Они все остановились, а он что-то говорит больным бродягам. И мальчики с козами тоже остановились посмотреть. Все смотрят.
- А что дальше?
- Ничего. Больные бродяги уходят в деревню. Они больше не кричат, и вид у них совсем здоровый. А я сижу на моем коне и смотрю.
Тут все трое моих слушателей рассмеялись.
- И я совсем большой! - крикнул я сердито. - И у меня есть длинный меч.
- Это десять прокаженных, которых Христос исцелил вблизи Иерихона на пути в Иерусалим, - объяснил миссионер моим родителям. - Мальчик был на представлении с волшебным фонарем и видел диапозитивы знаменитых картин.
Но и отец и мать были совершенно уверены, что я никогда в жизни не видел волшебного фонаря.
- Покажите ему еще что-нибудь, - попросил отец.
- Тут все не так, - пожаловался я, разглядывая фотографию, которую протянул мне миссионер. - Только вон этот холм на месте и другие холмы. Вот тут должна бы проходить дорога.
А там - сады и дома за высокими каменными изгородями. А с другой стороны должны быть расселины в скалах, где они хоронили своих покойников. Видите это место? Тут они кидали камнями в людей, пока не забивали их до смерти. Сам я этого не видел. Мне об этом только рассказывали.
- А что это за холм? - спросил миссионер, показывая на возвышенность в центре изображения, ради которой, видимо, и делался этот снимок. - Ты знаешь, как он называется?
Я покачал головой.
- Он никак не называется. Там убивали людей. Я сам видел много раз.
- То, что он говорит, теперь согласуется с мнением большинства авторитетов, - удовлетворенно заявил миссионер. - Этот холм - Голгофа, "Холм черепов", а может быть, ему дали такое название потому, что он напоминает по форме череп. Вот посмотрите, сходство действительно есть. Здесь распяли... - Он умолк и повернулся ко мне: - Кого они распяли тут, юный ученый? Скажи нам, что еще ты видишь?