— А чего он, — Миша постепенно успокаивался. — Идут люди, никого не трогают, а он лезет со своей дрянью. С мысли сбил, тунеядец.
Мы побрели дальше.
— Черт, а иногда приятно все-таки почувствовать себя русским, — сказал вдруг Миша, с явным удовольствием почмокав губами. — Вот скажи я ему что-нибудь на испанском или на том же иврите, ни за что бы не отстал. А тут, хе-хе: «Русски». И видал, как брызнул. Уважа-ает, подлец. Прям гордость берет!
— А если б по-английски объясниться?
— Ага. И пришлось бы тебе из ихней политкорректности приобрести какой-нибудь псевдоролекс made in Chinatown. Нет, старик, «русски» дешевку не покупают! Русский — это бренд. Как «водка»! Кстати сказать, водка была отличная, особенно, «клюковка». И название какое мощное: «Русская водочная»! А? Емко и по существу. Это тебе не «Мистер Бродвей», вялый и ни о чем… Нет, господа, водка — это вам не текила, кактус квашенный…
— Миш, ты ж любишь текилу…
— Люблю, конечно. Но сейчас не об этом... — он снова почмокал. — Нет, что ни говори, приятно чувствовать себя русским.
Окончательно успокоившись, мой младший коллега вернулся к разговору, прерванному появлением часоторговца:
— Я, например, четко осознаю, что главный вызов, который стоит перед нами в нынешних непростых условиях — это сохранение еврейской самоидентификации…
Like a million!
или Мечта в камне
Боря Файн работал на христианском кладбище. Такая уж была его удача. Вообще-то, после переезда в Штаты, удача от Бори отвернулась, если, конечно, вообще когда-нибудь обращала на него внимание. Английский решительно не поддавался, а «немецкий со словарем», ученный в средней школе под руководством строжайшей Ольги Никитичны, оказался не востребован. Равно как и приносившая в Советском Союзе невысокий, но стабильный доход профессия бухгалтера — во всяком случае, в том ее виде, какой мог продемонстрировать Боря. И в целом со стабильностью было плоховато. Полуподпольная «русская» фирмочка по ремонту электробытовой техники, где в течение года подвизался Боря, вдруг окончательно ушла в глухое подполье, оставив на поверхности незадачливого бывшего бухгалтера с неоплаченной трудовой неделей, китайской крестовой отверткой и парой древних утюгов. От непривычной американской пищи, постоянных стрессов или просто в силу накапливающегося возраста Боря начал полнеть, а предмет его гордости — густая черная шевелюра — осыпалась, как осенний лес…
Последний удар по бориным представлениям о стабильности нанесла жена Ленка. При помощи очкастого прощелыги-адвоката она чрезвычайно быстро и ловко развелась с Борей — благо делить за неимением нажитого было нечего — и уехала к какому-то внезапно образовавшемуся троюродному брату в Цинциннати…
Сосед-кубинец, видевший как Ленка запихивает в машину коробки и трехлетнего Илюшку, а Боря стоит у подъезда, потерянно опустив руки, зашел проявить мужскую солидарность. Когда ящик с пивом почти опустел, кубинец поднялся и стал рассматривать расставленные повсюду смешные фигурки животных и человечков, вырезанные из кусочков песчаника и обломков пенополиуретана.
Скульптура, как, не осмеливаясь произнести это вслух, называл Боря свое увлечение, занимала все свободное время бывшего советского бухгалтера. А, здесь, в свободной Америке, свободного времени у него образовалось предостаточно.
Когда-то Боря сделал, пожалуй, единственный в своей жизни решительный шаг и попытался поступить в художественное училище, несмотря на слезные протесты мамы («Твой дед Борух Файн был бухгалтер. И кормил семью! И твой папа Абрам Файн бухгалтер. И кормит семью! И тебе, Боря, Боря-а-а, — кормить семью!») и ехидное неодобрение отца («Ну еще одного тунеядца я, благодаря счетам, прокормлю. Но стройматериалы твои, Вучетич, имей в виду, оплачивать не буду!»).
Его работы даже не приняли на конкурс. К радости и гордости предков он, пристукнутый позором, пошел учиться на бухгалтера.
— Ты режешь по камню? — кубинский английский оказался куда понятнее общеамериканского, а может, дело было в количестве выпитого пива…
— Ну, типа того…
И тут борина удача послала ему первую робкую улыбку. Из того, что кричал, хлопая его по плечам и радостно гогоча, кубинец, Боря понял, что тот приглашает его поучаствовать в халтуре. Подменяя заболевшего соседского напарника, он должен был заняться ремонтом тротуаров, а именно — пилить бетонную плитку…
Халтура подходила к концу, но удача продолжала издали помахивать Боре ручкой. Бригадир-китаец, неизменно хваливший борино качество резьбы по плитке, обещал похлопотать перед своим родственником, трудившимся в кладбищенской каменотесной мастерской, и обещание выполнил. Так Боря начал работать на христианском кладбище.