— Что ж ты от такого прибыльного дела в юрисконсульты подался? Козни завистников?
— Были завистники, а как же, — дядя Пизек снова самодовольно ухмыльнулся. — Считай вся городская адвокатская коллегия. Сами-то они мало на что были способны. Старики, те только судье поддакивали, как заседатели, а чтоб с прокурором поспорить — ни-ни… Ну, они — понятно. Помнили Андрея Януарьевича21… А молодые-то? Алкашня. Дегенераты… Клал я по советским законам на все их козни! — дядюшка крепко стукнул кулаком по подлокотнику и хмуро продолжил. — Судья у нас в горсуде завелся, Тарасюк Дмитро Панасыч. С какого стройсклада это полено вытащили — черт знает. Рассказывали, что он одному хмырю припаял ограбление с применением технических средств — тот до хаты, куда через открытое по жаре окно забрался, на велосипеде доехал. Я думал, брешут коллеги, как обычно, но когда сам с тем Панасычем свиделся, очень даже поверил. Дело было сразу проигрышное. По экономической статье, все ясно, все доказано. Максимальный срок — пятерик. Подсудимый все понимает и признает, ведет себя достойно. Я в этой связи решил ему пару-тройку лет скинуть. Ну, и распелся соловьем — и как он в войну пострадавший, и как прежде трудился ударно, и какой он семьянин, и про детишек малых, и про престарелого папашу-паралитика. Характеристиками с мест работы и учебы трясу… Судья все выслушал, к заседателям даже не обратился — они так, Марксу с Энгельсом на стенках покивали — и выносит приговор: восемь лет. Подсудимый в обморок, я аж подскочил! Но сдержал себя, вежливо так говорю: «Товарищ судья, боюсь, вышло недоразумение — слышишь, не «вы охренели вконец», а случайность досадная будто бы произошла — по этой статье максимальное наказание пять лет!» А этот дегенерат смотрит сквозь меня глазками своими свинячьими, ухмыляется беззлобно и отвечает: «Та я знаю, шо пять. Смотрел в УК. Я три года от сэбэ накинул. Йому у науку»… По молодости я не унялся. «Дмитрий Афанасьевич, — говорю. — Давайте будем следовать букве закона!» А он рассмеялся по-доброму так: «Закона… — говорит. — Цэ будэ экзотычно…» Я, понятное дело, кассацию подал. Во второй инстанции приговор изменили, пять лет моему клиенту дали. Он еще радовался, бедолга… А Дмитро Панасыч так и остался в горсуде сидеть, ему даже на вид никто не поставил… Может, лапа у него была, а, может, просто всем было покласть… как всегда… Я решил, что хватит с меня такого интересного, и вернулся в юрисконсульты.
Разговор пятый
— Ты чего ухмыляешься? — подозрительно спросил дядя Пизек, впуская меня в полусумрак своего жилища.
— И я рад тебя видеть. И вовсе я не ухмыляюсь, а просто тихо радуюсь про себя.
— Тому, что зашел?.. — он недоверчиво прищурился.
— Ну, этому, конечно, тоже, но больше тому, что мне сегодня очень повезло.
— Сто шекелей нашел?
— Почти. Заглянул по дороге на воскресную барахолку на Агриппас22 и купил за сто шекелей трубку…
— Готовое дело! — всплеснув ручками, перебил меня дядюшка. — Перегрев и слабоумие! Человек радуется тому, что выкинул на помойку — буквально — сто шекелей, и таскает теперь с собой по приличным домам кусок антисанитарии, — скорчив брезгливую гримасу, он демонстративно отстранился от меня.
— Ты дослушай! Это трубка ручной работы, известной мастерской — мне повезло, что продавцу до этого дела не было — и в очень приличном состоянии. Чуть почистить, долларов двести с лишним будет стоить. Только фигу я ее продам!