Однако коротышка не слушал его. Рексу никогда еще не приходилось видеть, чтобы человек с такой скоростью менял цвет лица с багрового на зеленый. Его выпученные глаза глядели Рексу под ноги. Он нелепо дрыгнул толстенькими ножками, перекатился на живот и побежал на четвереньках к подъемнику рудовоза. Рекс опустил глаза. На дороге, уткнувшись клешней в его правый сапог, валялся раздавленный скрыпл. Рекс нагнулся, и с капюшона свалился еще один с парализующей иглой между глаз и оторванным хоботком.
– Стой, чудак, они мертвые, – сказал Рекс, но коротышка уже опомнился.
– Куртку, – крикнул он, – сбрось куртку.
– Не могу… рука…
Когда Рекс снова пришел в себя, они сидели в кабине рудовоза, а коротышка визжал в микрофон:
– …почем мне знать, откуда они тут взялись!.. придите и посмотрите сами… Сам ты пьяный, я служил на Рибартоне, мне ли скрыплов не знать… У меня в рудовозе малый, который на них наткнулся и даже прикончил двух. Люмп какой-то, драный весь, и вообще… А черт его знает, как он туда попал. Люмпенов не знаешь? Они везде пролезут… Откуда мне знать, почему он жив? Здоровенный бугай, ты б его видел… Ага… Ага… Передать медслужбе… Все понял, при чем здесь паника? Не в шахту еду. К моему возвращению одно из двух: или скрыплов здесь уже не будет, или людей… Нет, самый верх гидропонного, выше только санатории. Жду. Конец связи.
Он отключил микрофон и повернулся к Рексу:
– Держись, парень, я спецназ вызвал. Сейчас высадятся, оцепят шахту, тут и медики прилетят. Всадят в тебя сыворотку, через месяц будешь как новенький. Не боись. Раз уж до сих пор не загнулся, будешь жить.
Снизу один за другим поднимались винтокрылы спецназа и плюхались на посадочные площадки перед горизонтальными тоннелями. Из винтокрылов выскакивали люди в черной форме седьмого уровня и стремительно исчезали в провалах тоннелей.
– Разведка, – сказал коротышка уважительно. – Ну и работенка, скажу я тебе! Зато и получают мужики – будь здоров. Ты вон тоже вымахал, дубинушка, с рудовоз, а люмпаришь. Ладно бы еще как в Старых Мирах с работой была напряженка, а то – завались работы. Хочешь – проходчиком, хочешь – водителем. По вечерам инфор надрывается, зовут на гидропонику, химический, механический. Что за молодежь пошла, оседлаете свои турбоциклы, и ну носиться по тоннелям, придурки. Нет, я это не понимаю. Ни настоящего, ни будущего, ничего. Много ли продажей голоса заработаешь? Тьфу. И турбоцикл у тебя, у дурака, теперь пропал. Если и найдут, то конфискуют за незаконное вторжение на стройку и создание аварийной ситуации. И водительских прав теперь лишат, не надейся, что тебе эти самые скрыплы зачтутся. На пари, небось, в тоннель залез?.. а там скрыплы.
Рексу было совсем плохо. Каждый звук отзывался в голове тупой болью, но он не прерывал коротышку, слушал, мотал на ус, в его словах прорисовывалась для Рекса убедительная легенда и линия дальнейшего поведения.
– А турбоцикл у тебя был, небось, краденый, – бубнил коротышка. – Ты вот что, ты не сознавайся, зачем тебе статью на себя вешать? Ты скажи, что на рудовозном грузопоезде проехал. Я тут в позапрошлую ездку у себя с хвостовой машины тоже целую компанию согнал. Решили себе пикник устроить, сволочи. Я согнал, а другие могли и просмотреть.
Снизу медленно поднимался красный винтокрыльчик медицинской службы.
– Да, скрыплы… И откуда эта дрянь взялась? Как вспомню Рибартон – мороз по коже. А я-то рассчитывал на этой самой Азере корни пустить. Навсегда. И место хорошее, и работа. Вот уж невезуха, так невезуха.
Винтокрыльчик плюхнулся на посадочную площадку и через несколько минут снова поднялся в воздух уже с Рексом на борту. Коротышка, приоткрыв дверцу кабины, помахал ему рукой. Рудовоз круто развернулся, и все остальные платформы рудопоезда, с абсолютной точностью скопировав это движение, одна за другой скрылись в шлюзе.
Приемная карантинного отсека была именно такой, какой полагалось ей быть на самом верхнем уровне имперского города: грязь, небритые биопы – санитары, больше похожие на вышибал из сомнительных забегаловок, медицинская сестра с брезгливым выражением лица и бесконечно усталый единственный на весь отсек дежурный врач.
Врач посмотрел на Рекса воспаленными глазами и рассеянно удивился тому, что тот еще жив. Впрочем, его больше занимали собственные проблемы.
– То-то, гляжу, все крысы смылись. Ни в кладовых нету, ни в жральнях. – Он невнимательно погладил сестру по груди и животу. – Мне надо на часочек испариться, так что ты уж тут сама. А этому долбошлепу влупи двойную дозу бензотиазамина, и пусть катится отсюда ко всем чертям.