Лайза медленно спустилась по лестнице к морю.
Человек, Который Всегда Прав, сидел у самой кромки набегающей волны, и кормил чаек рыбой, вынимая ее куски старческой, но все еще крепкой рукой из одной из тех изысканных античных металлических урн, которые, судя по старинным картинам рубежа второго и третьего тысячелетий, предки столь расточительно ставили чуть ли не у каждой садовой скамейки.
– Здравствуй, – сказал Он. – Рад видеть тебя такой. Ты счастлива?
Лайза опустилась в соседний шезлонг.
– О, да. Конечно. Еще как. Но…
– Что? – быстро спросил он, и Лайзу неприятно царапнуло прозвучавшее в это самом "что" острое болезненное любопытство. Лайза помолчала. – Никак не могу привыкнуть… Не то, чтобы я ощущала себя парализованной, нет, даже наоборот, в физическом смысле я стала сильнее, чем прежде, гораздо сильнее, вот только… Представь, если бы ты вдруг стал, как когда-то, целовать мои ноги, я ни-че-го не почувствовала бы.
– Это не самая большая неприятность, – чуть слышно пробормотал Он. – Есть вещи и похуже. Например, если уже просто нет желания целовать женские ноги. Ну а со всеми остальными твоими э-э… системами все в порядке?
– Как? А-а, да-да. Я, конечно, не имела пока случая испытать главную из них на деле…
Он расхохотался. Смеялся долго, со вкусом, хрипя и кашляя. Наконец, успокоившись, вытер с глаз слезы и произнес, отдуваясь:
– Ну, насколько я тебя знаю, это испытание отнюдь не за горами. Тебя должно волновать другое.
– Что?
– Я говорил тебе, что новое тело предъявит, как бы это поточнее выразиться… права на твое сознание, вот. Подсознание огромно. Сознание лишь крошечная верхушка гигантского айсберга. Ты знаешь, что такое айсберг? Нет? Ну, не важно. Вдруг это тело способно полностью изменить и подчинить себе твое сознание? Не боишься?
– Чепуха, – отмахнулась Лайза. – Сознание первично, а материя вторична. Это банальность. Это в школе проходят. Существование Империи есть торжество духа над косной материей Вселенной… и все такое. Главное – я снова молода. Благодаря тебе, дорогой. Скажи, этот мужчина, там, в клетке, его тело предназначено тебе?
Он отрицательно покачал головой.
– В него уже инсталлировано чье-нибудь сознание. Ты совсем не одинока в желании стать юной. Люди готовы на любые жертвы… но ты меня не слушаешь?
– Что?.. а, нет-нет, почему же. Просто мне жаль, что оно не для тебя. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко-далеко и все повторить.
– Есть много причин, по которым я не могу этого сделать.
– Чепуха! – сказала Лайза, проницательно щуря глаза. – Ты бы сумел все уладить. Ты просто боишься перестать быть Человеком, Который… ну, словом, тем, кем ты являешься. Я имею в виду… ну… вообще…
Человек, Который Всегда Прав, что-то невнятно пробурчал себе под нос. Потом поднял на нее старческие слезящиеся глаза и сказал:
– Я устал, Лайза. В отличие от тебя, я стар и немощен. Я рад, что сумел помочь тебе, но такие эмоциональные потрясения мне уже не по плечу. К тому же мне предстоит тяжелое путешествие, спутники уже ждут меня, я полагаю. А мне еще нужно отдохнуть перед дальней дорогой. Так что мы сейчас простимся. Что думаешь делать? Куда переправить тебя?
– Домой. Под фанфары.
– Я не стал бы этого делать.
– Чепуха. Представляю себе рожи всего нашего высшего света.
– Ты ведь не ищешь общества старичья, правда? Тебе нужны молодые сильные мужчины. Но никто из них не подойдет к тебе на пушечный выстрел, если даже только заподозрит…
– Не продолжай! Я все поняла. Ты прав. А жаль. Но ведь ты заранее знал, что я буду настаивать… хоть бы и под чужим именем. Я думаю, у тебя все уже давно готово: документы, деньги и, как это называется, легенда? Как меня будет звать?
– Эни Боди. Теперь тебя зовут так. А ты, оказывается, тоже неплохо меня знаешь. По-своему. Иди, дорогая. Мои камеркиборги позаботятся обо всем. И не целуй меня. Я консерватор. Я не могу воспринимать эти губы как твои.
2
Биопы были вежливы, но держались настороже. Очевидно, вести о "подвигах" подопечного распространились среди них достаточно широко, отчего Кулакофф чувствовал некое смутное удовлетворение.
Когда его ввели в кабинет, Руководитель клиники – здесь его называли Главным актуализатором проекта – сидел с хмурым видом, уставясь в бумаги на своем столе. Потом он поднял глаза на вошедших, и Кулаков поразился мгновенной перемене, происшедшей в этом человеке. Глаза у него выпучились, рот раскрылся, он посерел, откинулся на спинку кресла и сказал дрожащим, каким-то даже жалким и запинающимся голосом: