– Да ну? – буркнул Фукс, не оборачиваясь.
– Да. Судя по тому, что я от Вас услышал, эта клиника довольно веселое место. Вероятно, здесь все прослушивается?
– Естественно.
– Ну, вот я и отдаю должное Вашей смелости.
– А что мне терять, кроме головы, которую я, кстати сказать, уже потерял? Да-да, все симптомы налицо, и главнейший из них – появление в этих стенах столь прославленного мэтра. Да и тот парень, что нас пишет… его голова тоже не слишком прочно держится на плечах. Вы знаете, сколько их, начальничков внутренней охраны сменилось здесь только за мое время? Ну а что значит уйти отсюда в отставку, этого Вам объяснять, наверное, не стоит. Я прав?
3
Вокруг была кромешная мгла, но это почему-то не испугало ее. Она попыталась пошевелиться, но не смогла. Что-то прочно удерживало ее на месте. Было тихо.
– Эй, кто-нибудь, – сказала Лайза дрожащим голосом, – вы там, зажгите свет.
Молчание.
– Свет! Дайте свет! – закричала она, чуть ли не в истерике. – Почему здесь никого нет? Где я? Что со мной?
Щелчок, она почувствовала укол в шею у основания черепа и сознание исчезло.
Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет. Тьма.
Вспышки света были нестерпимо яркими. Свет вспыхивал в каком-то странном ритме, он был враждебен и зол, и надо было защищаться от него, и не пускать его в себя.
Свет был силен. Он врывался в нее, грубо ломая сопротивление, он проникал все глубже туда, куда сама она никогда не заглядывала, и это было Зло. Это было нельзя. Это было недопустимо, потому что она человек, а он пытался высветить самое сокровенное, пролезал всюду, даже в старые забытые детские сны и кошмары, в то, чего она сама уже не помнила, не хотела помнить и знать, загнав в себе на самое дно.
Лайза инстинктивно чувствовала, куда свет ни за что нельзя было допускать. А он толкался в разные стороны, медленно, но верно нащупывая правильный путь. Свет был уже совсем близко. Он сминал последние бастионы сопротивления, которые Лайза, выбиваясь из сил, создавала на его пути. Вспышка, и свет вдруг стал меркнуть, свиваться в спираль, вокруг закрутились стены призрачного колодца, но тут послышался знакомый щелчок, она снова ощутила укол в шею и провалилась в небытие.
Свет. Тьма. Свет… И если свет был злом, то тьма была благом. Провалившись во тьму, можно было отдохнуть и набраться сил для борьбы, а с некоторых пор у тьмы появился союзник. Это был Голос. Он мешал свету. Он сбивал свет с пути. Он помогал ускользнуть от страшных вспышек, и в самые тяжелые моменты давал спасительную передышку.
Оказывается, свет можно было обмануть. Свет устремлялся и ломился туда, где Лайза защищалась. Но она теперь уже твердо знала, где именно находятся двери в запретный мир. И как только свет подбирался к этим дверям, она начинала отчаянно сопротивляться где-нибудь по соседству.
Ближе всего стояли сны. Старые, забытые сновидения, детские кошмары и, как ни странно, детские же воспоминания, страхи, надежды. Она приоткрывала что-нибудь из этого и тут же начинала отчаянно противиться воспоминаниям. И обманутый свет бросался на штурм, взламывал, мял, давил, Лайза сопротивлялась, как могла, а когда силы оставляли ее, кидалась в спасительный колодец с вращающимися призрачными стенами, в самом конце которого горел совсем другой, добрый свет, суливший тишину и вечный покой. И тогда следовал неизменный укол в шею.
Но свет тоже учился. Обманывать его становилось все труднее. Он тоже нащупывал входы и не отвлекался на слишком далекие от них ловушки.
Однажды свет чуть не ворвался в запретную дверь, когда обессиленная, подталкиваемая и направляемая им Лайза медленно вплыла в свой старый детский кошмар.
Они с матерью стояли на берегу темного озера, и кусочек берега, на котором они находились, составлял весь мир. За спиною, с боков и вообще всюду было черное ничто. Озеро тоже терялось в черноте. А чем-то реальным и прочным был только маленький кусочек берега, высвеченный тусклым желтым светом, низкий, пологий, стелившийся перед тяжелой темной маслянистой водой.
Вода была неподвижна. Вода таила угрозу. И они с матерью обе очень волновались. Они боялись. Они очень боялись. Но, как Лайза теперь понимала, они боялись разного.
Вдруг вода всколыхнулась и отхлынула назад, во тьму. А из тьмы полезло ужасное, омерзительное чудовище в шишках, наростах и коросте. Кривые морщинистые лапы его заканчивались скрюченными когтистыми пальцами, а урноподобная пасть была забита разорванной на мелкие кусочки рыбой.
– Возьми ее, – одновременно закричали они с матерью, показывая друг на друга. Чудище гнусно причмокивая стало с грузной стремительностью разворачиваться к Лайзе, и в это время в кошмар вдруг ворвался свет. Свет выхватил из тьмы фигуру чудища. Он безжалостно срывал с него шишки, наросты и коросту, из-под которых вдруг явственно проступило человеческое лицо. Ни зажмуриться, ни отвести глаза у Лайзы не было сил. "Нет, – закричала Лайза, – нет, не хочу!" Лицо приближалось. Сейчас она узнает его. "Не хочу!" – кричала Лайза, изо всех сил призывая к себе призрачный колодец. И когда она уже готова была сдаться, свет вдруг погас, а в шею впился спасительный укол. Перед тем, как провалиться в небытие, она явственно услышала Голос, успевший уже стать таким родным и близким: