– К чертям собачьим! Я не позволю ее убить.
Свет. Тьма. Свет.
Воспоминания детства? Пожалуйста. Сколько угодно. Они, конечно, у самых дверей, но они плоски. Они не дают свету концентрироваться в опасных местах. А раз так, он не может проникнуть в то, что Лайза считает своим Я.
Да. Именно туда хочет проникнуть свет. И именно этого категорически не желает Лайза. И она уже не стремится бросаться в колодец, потому что вдруг понимает, что это – смерть. А чудовище – это… нет, нет, ни за что. Детство. Вот оно. Пожалуйста. Сколько угодно.
О, она была очаровательной девочкой. Капризной, пластичной, чувственной. И она стала женщиной, так никогда и не быв девушкой… нет, нет, об этом тоже не надо.
Свет, Тьма, Свет. Почему все это происходит с нею? Что это за свет? Как он смеет хозяйничать в ней? Кто направляет его? Может быть, она – фант, запертый в компьютере? Но ее должны были пересадить в новое тело. Или это идет инсталляция, а она изо всех сил сопротивляется и мешает? Что она делает?
Свет. Тьма. Свет. И снова Голос:
– Все, господа. Мы бессильны. Мы не можем даже войти в подсознание. Аппаратура слишком несовершенна. Дальнейший нажим просто убьет пациентку, а это вряд ли устроит вашего хозяина. И не важно, что у нас есть ее фант. Не забывайте о цели. Мы должны идти от биомеха к полному био, откуда вы знаете, какие функции мозга потребуются при следующей пересадке? Я даю ей отдохнуть и вывожу из летаргии.
А ведь негодяй, кажется, опять обманул меня, подумала Лайза. Она даже еще успела удивиться, как легко назвала негодяем человека, которого еще совсем недавно считала Всегда Правым. Щелчок. Укол в шею. Тьма.
4
Несколько дней, последовавших за похищением, Кулакофф был буквально погружен в изучение материалов клиники. Чем больше он узнавал, тем больше убеждался в том, что все направление науки, на острие которого она оказалась, является полностью и совершенно тупиковым. Нельзя сказать, что люди, руководившие клиникой, этого не понимали. Именно поэтому в последнее время, особенно, при Алоизе Фуксе, основные усилия были направлены на усовершенствование аппаратуры по изучению и записи фанта. Хотя – и это было удивительно – "хозяин" сие направление не жаловал. Может быть, просто не верил в него? Фукс хотел записать в фант возможно большую часть подсознательного, прежде всего функции движения и жизнеобеспечения, а хозяин требовал сосредоточиться на исключении стирания этих функций из донорского тела, что было на порядок более сложной задачей. На кой черт это было ему нужно?
Со своей соседкой Кулакофф познакомился сначала, так сказать, заочно, на операционном стенде, когда вместе с Алоизом занимался зондированием ее психики.
Алоиз упорно пытался пробиться в подсознание пациентки. И поскольку это направление работ было явно верным, Кулакофф принялся его всячески тормозить.
Саботировать оказалось совсем не просто. Кулакофф видел, что Фукс – цепкий, толковый, может быть не гениальный и даже не выдающийся, но достаточно талантливый и феноменально работоспособный человек – движется в правильном направлении. Со дня на день можно было ожидать, что он взломает подсознание пациентки, и это будет означать качественный скачок в исследованиях на пользу "хозяина". Пациентка, обладавшая, по-видимому, сильным характером и чрезвычайно устойчивой психикой, сопротивлялась изо всех сил, даже находясь под глубоким наркозом. Кулакофф почувствовал к ней невольную симпатию с первого же сеанса.
Чтобы помешать Фуксу добиться желаемого, Кулакофф не брезговал никакими средствами, начиная с простого сбивания настройки приборов до искажения собственно смысла полученных результатов и запугивания сотрудников гневом "хозяина".
Свое свободное время Кулакофф посвящал самому тщательному изучению лаборатории. Мало ли. Глядишь, и пригодиться когда-нибудь. Он облазил все помещения, обошел все лестницы и тоннели, составляя в голове максимально точную схему ее расположения.