Этот камень… Увидев его, Рекс вдруг с болью в сердце осознал, что такой, как прежде, Долина уже никогда не будет вне зависимости от победителя. Ему никогда больше не промчаться верхом на элефанте, не защищать долину от гамадрилов во время их сезонных миграций и не охотится на грифонов. На глаза Рекса навернулись слезы. Он с трудом оторвал взгляд от камня, и тут Долина вдруг будто бы раскрылась перед ним, все стало узнаваемым, до боли своим, родным и знакомым, и Лайза, видимо почувствовав, что с ним происходит, подошла вплотную, положила ему сзади руку на плечо, тихонько сжала, а Рекс, не вполне отдавая себе отчета в том, что делает, потерся об эту руку щекой.
Ах, дядя, дядя. Огромный, веселый, ребячливый.
Рексу было шестнадцать, дяде сорок три.
Их шансы выжить при операции расценивались, как пятьдесят на пятьдесят, и вот Рекс жив, а дядя мертв. Статистика, как всегда, оказалась права.
Однако время для ностальгических эмоций было выбрано им явно неудачно. Снизу, из долины, наползала опасность. Это было не просто давление чуждой среды, в этой опасности угадывалась угроза, исходящая от живого.
Чтобы разобраться происходящим, Рексу необходимо было психически раскрыться. Но рядом стояла Лайза, и раскрывшись, Рекс с неизбежностью узнал бы все то, что она так тщательно от него скрывала, а обмануть ее доверие он не хотел, да и не мог. Но дело было даже не только в этом. Судя по тому, что давление на психику прорывалось даже через поставленные им блоки, угроза была нешуточной, и это означало, что ему следовало опасаться того, что он про себя называл коллапсом сознания. Каких бед он в этом случае мог натворить, особенно учитывая, что Лайза, по ее словам, в прошлой жизни была с тетушкой в отношениях отнюдь не дружеских, Рекс боялся и помыслить. Инструкции на ее счет, содержавшиеся в послании Сержа, двоякого истолкования не допускали: Лайзу ни в коем случае нельзя было оставлять в конвертоплане одну. Формирование новой личности, предупреждал Серж, с неизбежностью пройдет этап раздвоения. И в этот момент за Лайзой потребуется самый тщательный уход. Да Рекс и на собственном опыте знал, что такое раздвоение личности. И если все происходившее с ним в период его собственной адаптации несколько не то чтобы позабылось, но притупилось, то он прекрасно помнил тот недавний липкий ужас, что охватил его самого, когда часть сознания, впервые отделившись, зажила собственной независимой жизнью в компьютерной системе гидропонного экспресса.
Давление на психику нарастало. Опасность надвигалась сразу со всех сторон. Угроза была злой, стремительной, хищной, принимать меры надо было срочно. Рекс лихорадочно терзал конвертор, стараясь поскорее перестроить его на конвертирование сверхмалых пространств, чтобы как можно скорее конвертироваться к Гнезду. Он со страхом ждал появления знакомой боли в позвоночнике. Напряжение нарастало, ломая волю, пальцы Рекса лихорадочно метались по клавиатуре, и где-то на краю сознания билось отчаянное: не до жиру, спасти бы девочку, успеть… успеть до того, как все полетит к чертовой матери. “Прижмись ко мне, – заорал он яростно, – теснее, ч-черт!” Лайза испуганно прижалась к нему сзади и…позвоночник Рекса пронзила боль. Резкая, мгновенная, нестерпимая. Сопротивление его было мгновенно смято, остался только отчаянный стыд перед Лайзой, а зрение уже стремительно расширялось, становясь панорамным, нахлынули потоки чувственных эманаций, навалилось ощущение массы, где-то в области темени как на экране радара заметались невнятные силуэты, находившиеся, похоже, на невидимых прямому взгляду склонах Ошбы, мгновение, и все это слилось в знании, бесспорном знании происходящего. И лишь Лайзе, одной только Лайзе из всего того, что его окружало, слава богу, не нашлось в этом знании места.
Рекс даже не сумел сразу осознать значения этого факта. Он просто с огромным облегчением тут же выкинул его из головы.
Эманация исходила от большой, более двух тонн, биомассы, не представлявшей собою единой особи и источавшей хищный агрессивный голод, ярость и боль. В низине на берегу клоаки, бывшей в пору его детства рекой Пульсаркой, шел бой между стаей необычно крупных… ну, условно скажем так, крыс и несколькими кошмарными зверюгами. Корни этих тварей его подсознание выводило от гамадрилов, а есть ли между ними хотя бы малейшее зрительное сходство, он не знал, да и знать, если по правде, не хотел.
Вершина Ошбы была тоже окружена. Невидимая в клубах оранжевого тумана зыбкая и вязкая биомасса медленно и осторожно наползала на вершину холма. Ему не следовало обольщаться по поводу этой медлительности, поскольку внутренние смещения масс были быстры, резки и сопровождались вспышками агрессии, ярости, страха, всего того, что сопутствует скорой и отнюдь не безболезненной смерти. Это были крысы. Много крыс. Очевидно, Рекс и Лайза слишком долго находились на одном месте.