Если честно, то эта стерва мымрой, естественно, не была. Напротив. Надо признаться, хороша она была чрезвычайно. Не то, чтобы лучше нового Лайзиного тела, но класс был явно один. Да. Именно так, хоть и не хотелось себе в этом признаваться.
И вот еще какая странность. Лайза сразу же почувствовала к мымре глубочайшее отвращение. Дело было, если разобраться, вовсе не в том, что мымра перехватила у Лайзы из-под носа такую великолепную зверюгу, такого… самца. Нет. Тут было что-то более глубинное. При одном виде этой мерзавки Лайзу начало трясти внутри ее нового прекрасного тела, чуть ли из оного не вышвыривая. Ее охватывал ужас. Наступало какое-то странное помутнение фанта. И удерживалась она тогда в этом своем новом теле, как ей казалось, только за счет того, что было в нем, так сказать, биомеханического. Все это было Лайзе странно и страшно, так что, окажись поблизости чертов генеральный коротышка, уж она бы ему показала!
Челнок еще болтался от конвертоплана на весьма приличном расстоянии. В салоне были включены все обзорные экраны, чтобы пассажиры, приди им в голову такая блажь, могли полюбоваться картиной стыковки. Однако никого, кроме собственного камердинера Лайзы, картина эта нисколько не интересовала.
Камердинер был приставлен к ней Человеком, Который Всегда Прав, причем, как выразился старый друг и покровитель, "в качестве… э-э… альтер-эго для помощи в адаптации к новому телу, экстренной связи, буде такая связь тебе зачем-либо понадобится, и… э-э… всяческих услуг". Лайза не вполне, правда, понимала, почему для связи с Ним нужны посредники, но, по привычке, решила, что Ему, естественно, видней. “Альтер эго” был высоким, довольно интересным человеком лет, что-нибудь, около сорока, но – вот странность! – мужчиной ею не воспринимался. Абсолютно. Относился он к Лайзе с подчеркнутой почтительностью, как к хозяйке и, может быть, даже повелительнице, был предупредителен, вежлив, но, как она успела заметить, весьма и весьма себе на уме.
Адаптационный период Лайза проводила в Столице в номере люкс отеля Палас – покровитель позаботился обо всем.
Адаптация к телу проходила тяжко и даже очень тяжко. Первые девять дней тело было послушным, легким, на Лайзу накатывала эйфория, счастье, радость, казалось – раскинь руки и полетишь. Она рвалась к новым знакомствам, веселью, тусовкам и мужикам, так что камердинеру стоило немалых усилий удержать ее у хитроумных приборов, подключенной к которым ей надлежало быть. А потом из тела в фант… в сознание… вдруг стало все сильнее и сильнее ломиться что-то темное, страшное, чужое. Файлы, составлявшие ее фант, начали странно размываться, расплывались, перепутывались друг с другом и с чем-то еще, Лайза как бы двоилась, и эта двойственность приводила ее в ужас. Она боролась, сколько могла, но кончалось это всегда одинаково. Ее тело скручивали судороги, в голове мутилось, из груди рвался звериный рев, и тогда возникал камердинер со шприцем. Да, никак нельзя было сказать, что ее вторая декада в новом теле была переполнена безоблачным счастьем.
Однако наступил, наконец, момент, когда она вдруг поняла, что уже не воспринимает свое сознание как фант, существующий как бы над телом или вне его. Шприц оказался уже не нужен, и вновь наступило время хитроумных приборов, которые подключал к ней неутомимый камердинер. У нее снова прорезался интерес к окружающему, к жизни, то есть, к мужчинам, она спросила у камердинера, можно ли ей уже путешествовать, и, получив утвердительный ответ, навсегда покинула опостылевший Палас.
Перелет прошел быстро, к тому же проклятые приборы отнимали львиную долю времени, так что Лайза даже не успела толком познакомиться с другими пассажирами, и поэтому с любопытством оглядывала собравшееся в салоне общество. Высокий представительный мужчина лет тридцати пяти – сорока, несколько бизнесменов и дамочка с глупым кукольным личиком, смутно Лайзе знакомая, кажется, она была женой какого-то чиновничка с Азеры.
С подходом в салон последнего пассажира в нем неожиданно материализовался старпом, седоголовый красавец, главной обязанностью которого, по крайней мере, по мнению Лайзы, было всяческое обхаживание богатых пассажиров и особенно пассажирок.