– Вот что, милейший, мне нужен Ваш совет.
Камердинер выслушал ее с каменным выражением лица и спросил:
– А Вы не пробовали прокачать эту проблему в связке с компьютером? Вы же оконтакторены, мадемуазель.
Эни озадачилась. Действительно, почему бы и нет? Совет был, может быть, даже и ничего. Дельный. Как же это она забыла о контакторах?
– Что касается сегодняшнего вечера и, вообще, ваших текущих потребностей, то Вы можете воспользоваться мною… как соответствующим автоматом или устройством.
И опять Эни удивилась, почему эта простая мысль не пришла ей в голову. Она оценивающе оглядела камердинера: высок, крепок, в самом, можно сказать, соку мужик. Прежняя Лайза такой лакомый кусочек уж никак не упустила бы. Она весьма охотно пропускала слуг через свою постель. А этот, собственно, даже и не слуга. Черт его знает, какие еще инструкции дал ему Сам?
– Уверяю Вас, Вы себя при этом нисколько не уроните, – продолжал камердинер, будто прочитав ее мысли. – Я получил соответствующие распоряжения.
– Так что же Вы до сих пор молчали, милейший? – досадливо сморщилась Эни.
– Скрупулезно следовал инструкциям, мадемуазель.
– Ну и чего мы ждем? – нетерпеливо бросила Эни, немедленно забираясь в постель. – Раздевайтесь, милейший, раздевайтесь. И скажите мне, кстати, как Вас звать. Не будешь же именовать мужика, с которым трахаешься, "милейший". По крайней мере, в постели. Глупо как-то.
– Его Имперское сиятельство называет людей моего ранга именами, произведенными от наименования должности, мадемуазель. Очень удобно и элегантно. Меня он назвал бы "Кам", это сокращение от слова камердинер, – невозмутимо ответил камердинер, расстегивая брюки. – Кстати, для выполнения возложенной на меня его сиятельством еще одной миссии, мадемуазель, мне требуется свободное время. Много. Мне поручено оборудовать на этой планете постоянно действующий пункт по поставке сырья для лабораторий. Я имею в виду тел для экспериментов.
Камердинер приступил к делу со всей прилежностью образцового работника, тщательно проштудировавшего соответствующие технические инструкции.
Он старательно обработал губами и языком каждый пальчик на ее ногах, со столь же обстоятельной неспешностью перебрался выше и надолго застрял на внутренней поверхности бедер. Нельзя сказать, чтобы Эни при этом вообще ничего не чувствовала. Однако ее ощущения по вполне понятной причине не имели ни малейшего сексуального оттенка. На нее вдруг накатил чудовищный приступ ярости, едва не погасивший самое желание физической близости с мужчиной. Она вцепилась в плечи охнувшего камердинера со всей силой своих биомеханических рук, рванула его вверх и злобно зашипела:
– Да прекратите Вы эту мутотень, черт бы Вас побрал! Займитесь чем-нибудь более существенным.
А утром в настроении, весьма далеком от безоблачного счастья, Эни уселась перед компьютером. В постели камердинер оказался чем-то весьма мало отличающимся от абсолютного нуля. Может, совет его будет лучше?
Легко сказать: "прокрутите через компьютер". Что она ему ученая крыса? Эни повертела в руках сенсоры и пожала плечами. Она не имела ни малейшего представления о том, как к этому делу подступиться. Вообще ни малейшего.
Эни покосилась на камердинера. Он стоял перед нею в почтительной позе. Лицо его было абсолютно непроницаемо.
– Ну и что же я должна делать? – процедила она сквозь зубы.
– Задавать себе вопросы, мадемуазель.
– Какие?
– Интересующие Вас.
– Вы издеваетесь?
– Как можно, мадемуазель. Я абсолютно серьезен. Вы действительно должны задавать себе вопросы.
Эни швырнула сенсоры на стол и сказала, с отвращением глядя на камердинера:
– Толку от Вас… милейший. Можете идти.
Камердинер поклонился и направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал все тем же бесстрастным тоном:
– Думайте, мадемуазель. Просто думайте, и все. Ни о чем.
А вот этот совет был, пожалуй, уже и хорош. А то – задавайте вопросы… Откуда ей, Эни, знать, какие вопросы она должна себе задавать? Думать, просто думать, совсем другое дело.
Эни покосилась на сенсоры, взяла их в руки, снова повертела и, пожав плечами, надвинула на контакторы. "Попробую", – сказала она себе. Однако сосредоточить мысли на чем-то одном оказалось для нее задачей совершенно непосильной. И как только ученые яйцеголовые крысы умудряются это делать? Она даже почувствовала к ним смутное уважение. Но вот какая странность – по прошествии некоторого, причем не столь уж долгого времени она неожиданно обнаружила, что ее мысли приобрели совсем ей ранее не свойственную четкость и определенность даже тогда, когда скакали с пятого на десятое. Ей вдруг стало ясно, что Эни Боди – это не Лайза Старкофф с новым молодым телом, а совершенно новая личность, что подспудно, подсознательно она давно уже это знает, и что если она хочет как можно скорее начать наслаждаться всем тем, что может дать ей вновь приобретенная молодость и красота, то должна как можно скорее задавить в себе старую перечницу.