«Ждал меня, — мысленно рассудил Некрас, присаживаясь на корточки у трупа. — Но не ведал, когда выйду, потому оказался не готов — в спешке стал натягивать самострел. Коли Жегало в Белгороде давно, должен знать: от Улыбы я ухожу с солнцем. Зачем караулить целую ночь — даже сильный вой не выдержит такой стражи. Проще придти с рассветом. Но в этот час на улице люди, увидят половца с самострелом, шум подымут… Жегало знал, что я выйду скоро. Не прямо сейчас, но попозже. Что-то должно случиться…»
Взбудораженный пришедшей на ум догадкой, Некрас вскочил и побежал по улице. Сабля путалась в ногах, он на бегу отстегнул ее и зажал в руке. Этим путем он ездил много раз, и дорога всегда казалась короткой. Теперь виделась непреодолимой далью; Некрас еле дождался конца посада, а предстояло взбежать по длинному склону.
«Там сторожа! — уговаривал себя Некрас, жадно хватая распяленным ртом холодный осенний воздух. — Четверо! Стоит только взбежать наверх! У них кони! Дальше будет легко! Надо было взять коня у Улыбы, — запоздало вспомнил он и тут же одернул себя: — Не дала бы! Когда баба зла на тебя, у нее пыли дорожной не выпросишь. Разве что пригрозить… Сором бабе грозить…»
Взбежав наверх, Некрас действительно увидел сторожей — всех четверых. Они лежали на траве: кто, уткнувшись лицом в вхолодную землю, кто, взирая в небо открытыми очами. Некрасу хватило взгляда, чтобы понять: опоздал… Луна равнодушно освещала картину недавней битвы. У двоих мертвых из груди торчали пятки железных стрел, остальных, скорее всего, сбили наземь копьями, а затем прирезали. Нападение было неожиданным, но вои Светояра успели поднять копья: на дороге, скрючившись, лежал один в халате. Его половецкий колпак валялся неподалеку. Некрас молча вытряхнул мертвеца из халата, натянул на себя. Подобрал колпак и нахлобучил вместо своей шапки. Он делал это быстро и ловко — привык. Кони убитых воев щипали травку рядом со своими мертвыми хозяевами. Нападавшие почему не увели их — видно сильно спешили. Некрас поймал ближнего к нему коня за узду, вскочил в седло. Копье, торчавшее в земле, он выдернул уже на скаку…
Волчий Лог начинался сразу за сторожей — широкая извилистая балка тянулась на целую версту. Светояр не зря поставил сторожу у входа в лог — внутри было слишком просто подкрасться из-за поворота. Сторожу это не спасло, но Некрасу помогло: несмотря на полную луну, он доскакал к конюшням незамеченным. Выскочив из-за последнего поворота, сотник увидел у темной избы фигуру в колпаке. Половец или человек ряженый половцем, что-то носил к стенам дома. Услыхав топот, половец бросил ношу и схватился за копье.
Луна светила Некрасу в спину, к тому же сотник пригнулся к шее коня — так, что стражу был виден лишь островерхий колпак. Руку с копьем Некрас спрятал за крупом жеребца — от избы не видать.
— Это ты, Азад? — окликнул его половец по-кипчакски.
— Йо! — отозвался Некрас.
— Зачем приехал? — заворчал половец, опуская копье. — Жегало велел тебе ждать в посаде. Рассердится!
— Йо! — еще раз сказал сотник, подъезжая ближе, и резко выбросил вперед копье. Широкий, остро отточенный наконечник распорол половцу горло и перерубил хребет. Незадачливый страж мешком повалился на траву. Некрас соскочил с коня и побежал к избе. Здесь он разглядел, что носил половец — деревянные стены дома были обложены соломой. Охапка соломы лежала у дверей избы. Очевидно, половцу показалось мало, и он, на свою беду, пошел за следующей.
Дверь избы была подперта палкой. Некрас приник ухом к доскам и уловил совсем близко горячее дыхание — человек за дверью тоже прислушивался.
— Олята! — негромко окликнул сотник. — Это я, Некрас!
За дверью завозились, снимая засов, Некрас носком сапога отбросил палку, подпиравшую дверь. Скрипнули петли, и на пороге с сулицей в руках показался Олята. Острый наконечник грозно смотрел Некрасу в лицо.
— Где сестра? — спросил сотник, отводя рукой сулицу.
— За печкой прячется.
— Что случилось?
— Мы спать легли, — заторопился Олята, — а тут слышу — топот. Пока оделся, сапоги обул… Ткнулся в дверь — заперто. Слышу: вкруг избы ходят, говорят не по-нашему. Я Оляну разбудил, за печкой спрятал, сам взял сулицы…
— Скажи сестре, чтоб бежала в баню! — прервал его Некрас. — Сам бери сулицы — и за мной!
Осторожно ступая по мягкой траве, они обошли кругом малую конюшню, сарай — никого. У большой конюшни, где спал смок, никого не было видно, но, подойдя ближе, Некрас и Олята услыхали негромкий говор. Разговаривали за дальней стеной. Потом послышались удары железа по камню, и красный свет затрепетал на траве за углом.
— Подпалили! — скрипнул зубами Некрас и взял у Оляты сулицу. — Бей в шею! Запомни: шея! На них может быть бронь…
Они выскочили из-за угла с сулицами наготове и на мгновение замерли, разглядывая врагов. Тех было четверо. Один стоял поодаль, а трое остальных подбрасывали солому в огнище под стеной. Половец, что был в стороне, первым заметил нападавших и громко крикнул. Поджигатели схватились за рукоятки сабель.
— Шея! — крикнул Некрас.
Рука и глаз Оляты подчинились — брошенная им сулица пробила горло ближайшего к нему половца. Тот схватился руками за древко, мгновение постоял, покачиваясь, и упал на бок. Тот, в кого метил Некрас, рухнул ничком, и сулица под тяжестью его тела, почти полностью выскочила наружу. Уцелевшие половцы, в том числе и тот, что стоял поодаль, обнажили сабли.
— Помни, чему учили! — крикнул Некрас Оляте. С саблей наготове сотник заспешил к дальнему половцу, угадав в нем главного. Половец, стоявший ближе, шагнул к отроку. Олята покрепче сжал древко сулицы и отвел руку назад
— Молокосос! — взревел половец, разглядев, кто стоит перед ним. — Ты убил Мосара! Я нарежу ремней из твоей шкуры…
Половец не договорил. Олята, не спуская с него глаз, выбросил руку с сулицей. Половец заорал и схватился за низ живота. Олята, как учил Некрас, полоснул врага остро отточенным листом наконечника пониже уха. Тугая черная струя ударила из шеи половца, заливая халат; он попытался зажать рану ладонью, но кровь пробилась сквозь пальцы. Половец упал на колени, а затем — лицом в траву. Засучил ногами, отходя.
Олята глянул в сторону. Нескрас с половцом отчаянно рубились — да так, что искры летели от сталкивавшихся сабель. Противники то отступали на шаг, то опять бросались в бой.
— Открывай конюшню! — крикнул Некрас, заметив одинокого отрока. — Спасай смока!
Олята побежал к назад. Он попытался снять засов с дверей, но тот не поддался. Олята присмотрелся и едва не заплакал — толстый дубовый брус был накрепко приколочен большущими гвоздями. Олята метнулся в избу, принес топор и стал рубить засов. Дуб, закаменевший за годы, поддавался трудно — два удара вырубали в брусе выемку глубиною с палец, и Олята с ужасом подумал, что не успеет…
Некрас сразу понял, что противник ему попался опытный. Половец легко отбил первые удары, каждый из которых уложил бы обычного воя, затем перешел на наступление. Бил он резко, с оттяжкой, норовя угодить поперек клинка и сломать его. Некрас поневоле вынужден был отступать к горящей стене. Он слышал доносившиеся из угла частые удары топора и догадывался: у Оляты чего-то не получается. Надо было помочь, но мешал противник — он наседал, с хеканьем рубя мечом.
Пламя на стене разгоралось все ярче, в его отсветах Некрас разглядел, что враг его — тот самый половец, с которым он спорил о мечах на торгу.
— Жегало! — выкрикнул он и отступил на шаг. Сотник в свою очередь опустил саблю.
— Некрас?.. Зачем половцем вырядился?
— А ты зачем?.. Не хотел, чтоб признали в Белгороде? Все равно признали…
— Почему ты жив? — раздосадовано спросил Жегало.
— Азад промахнулся…
— Азад попадает в яблоко за сто шагов! — не согласился Жегало. — Ты слишком рано вышел от своей бабы. Когда б прискакали с известием о пожаре, Азад не промахнулся бы.