— Притомился.
— Получи смерда своего! В целости и сохранности.
— Верно кажет? — спросил Некрас у Оляты.
Тот кивнул и радостно улыбнулся разбитыми губами.
— Цел! — хмыкнул воевода. — Ни одной косточки поломанной, сам смотрел. Синяки скоро заживут. Молодой…
— Поехали! — сказал Некрас.
— Погоди! — попросил воевода.
Некрас привстал на стременах и глянул за спину Светояра.
— Нет никого! — успокоил воевода. — Не гляди! Весь Белгород по домам сидит и трусится, как бы смок не прилетел. Полстены сгорело — тушить было некому!
— Благодари Бога, что город цел! — сердито сказал Некрас. — Людей пожалел — куда в зиму без крыши? Жаль, хоромы Ростислава не спалил!
— Говорил я ему! — вздохнул Светояр. — Не послушал.
Некрас не отозвался.
— Уходишь? — спросил Светояр.
— Сегодня же.
— Совсем?
— Совсем.
— Не так чаял проститься. Не держи зла. Ростислав молод и не разумен, Великий на черное дело подбил.
— Все князья не разумны, — сказал Некрас. — Молодые и старые.
— Неужто? — усмехнулся Светояр. — Бают, есть Иван Звенигородский из земли Галицкой. Тот не таков.
— О князе Иване много лжи, — сказал Некрас.
— Кто ведает? Мне сказывали так. Родитель Ивана был разумный, учил сына не только счислению, но и словам: русским и греческим. Чтоб сын смолоду не обвыкал к пуховым перинам, отдал в семью смерда. Потому Иван прикипел сердцем к хлебопашцам и жалел их, как стал князем. В четырнадцать лет сел на стол Звенигорода, потому как отец умер рано. Но правил умно. За любовь к черному люду прозвали Ивана «смердий князь». Слава о нем полетела по всей земле, пошли к нему люди, стали просить сесть в Галиче. Иван не хотел которы с братом своим стрыечным, Романом Галицким, но его уговорили. Роман уехал на охоту, а Иван пошел к Галичу. Верные Роману бояре закрыли ворота, но смерды и люд городской стали к Ивану через заборола прыгать. Пришлось боярам ворота открыть. Иван никого не казнил: кто всхотел, остался в Галиче, кто нет, ушел к Роману. В шестнадцать лет Иван стал князем Галицким, но сидел на столе недолго. Роман кинулся за помочью к тестю, Святославу Киевскому, тот дал войско. Два месяца осаждали Галич. Вои Ивана и смерды бились насмерть, но у Романа воев было много. Раненого Ивана дружина вынесла через потайной ход, и Роман взял Галич. Многих казнил: и черный люд, и бояр — всех, кто за Иваном пошел. Землю звенигородскую в наказание отдал князь киевлянам в разграбление, а те потешились всласть: убивали старых и малых, жгли веси, брали полон… С той поры Иван ненавидит Киев смертно. Так?
Некрас не ответил.
— После того, как Иван оправился, — продолжил Светояр, — пошел он Поле и попросил войска у хана половецкого, дяди своего, — землю вернуть. Хан войско дал. Только не вышло. Запретил Иван половцам города грабить да полон в землях галицких брать, те и отстали. Князю Ивану ничего не осталось, как с ватагою пойти к князю курскому. Всеволод принял его с любовью, обещал помочь. Два года воевал Иван за земли курские, пока не попал к половцам в полон. Курский князь любил Ивана и выкупил бы, но вдруг умер. Новый князь, Олег, выкупать не стал, потому, как Роман Галицкий попросил. Половцы, не дождавшись серебра, продали Ивана ромеям. Там князь тачал сапоги да шил сбрую, а после вызвался обучать смока — ромеи человека сведущего искали. Обучил. Тем временем ватага Ивана, проведав, что выкупать его не будут, пошла к половцам, сговорилась, и напала на ромеев. Те от страха Ивана отдали. Ушел князь из полона не с пустыми руками, унес свиток, самим составленный, о том, как смоков к войне приучить. Раздобыл Иван маленького смока, кормил его с рук и вырастил зверя. Жил Иван в Турове, где служил под именем Некраса в дружине князя Глеба. Князь Туровский не ведал, кто таков этот Некрас, зато епископ Дионисий узнал через ромейских купцов. Из Царьграда пришло Дионисю повеление: Ивана убить, но епископ не хотел делать это явно — князь Глеб не спустил бы. Дионисий отлучил Некраса от церкви и послал слугу убить. Не вышло. Тогда Дионисий возвел на Некраса поклеп, дескать, убил дружинников туровских. Иван принужден был бежать. Новое место нашел в Белгороде, где нанялся на службу вместе со смоком. Далее ведаешь, — закончил Светояр.
— Складно баешь! — сказал Некрас. — Только попусту. Князь Иван умер.
— Когда? — изумился воевода.
— После разорения земли его.
— От чего?
— От сорому. Осознал Иван, что по его властолюбию сгинули люди. Высекли вороги родню ближних людей Ивана, не разбирая старых и малых. Кого не высекли, увели и в греки продали. Земли звенигородские пожгли и в пустошь обратили. Не снес Иван горя. Аще осознал, что принадлежит к роду убийц. Тех, кто разодрали Русь на куски и продолжает рвать ее тело, аки псы кровожадные. Нет худшего племени на земле, чем русские князи! Смерд не бьет смерда за земельный надел, купец не режет купца за лучшее место на торгу, князья же готовы убивать отец сына, а сын отца, брат — брата за столы княжеские. Князья — позор Руси, ее проклятье. Потому умер князь Иван.
— Но Некрас жив? — усмехнулся Светояр.
— Жив! — подтвердил сотник.
— Ведаешь, о чем жалею?
Некрас покачал головой.
— Стар я! Трем князьям служил, но князю, кто печалится о меньшем из людей, послужил бы с охотой!
— Спаси тебя Бог, воевода! — поклонился Некрас. — Нет более Ивана, а Некрасу старика бросить в сечу сором.
— Прощай! — сухо сказал Светояр.
Некрас повернул коня. Два всадника наметом сорвались с места и скрылись в лесу. Третий долго смотрел им вслед.
23. Год спустя
Ростислав и Светояр остановили коней. Пологий склон возвышенности убегал вниз, заканчиваясь синей гребенкой леса. Вокруг было ни души.
— Не нравится мне! — сердито сказал воевода. — Третий день едем — хоть бы смерд! Веси стоят пустые, скот угнан, зерно в тайном месте закопано; овса коням за серебро не купить! Зачем шли?
Ростислав не ответил. «Не смог тестю отказать! — подумал Светояр. — А следовало! Крепко просил Святослав. Горыне после Лысой Горы Великий не верит, но нам-то что? Почему белгородцы должны кровь лить, а киевляне по домам сидеть?»
— Пусть бы Роман войско вел! — сказал воевода. — Его земли, его и война.
— Не даст Святослав ему воев! — сказал Ростислав. — Дурной нрав у Романа.
— Пусть сидит в порубе, раз дурной.
— Великому он родня.
— Зато воям нашим — нет! За кого голову класть? Все знают, куда идем. К князь Ивану!
— Что Иван без смока?
— Не ведаешь ты!.. — мрачно сказал воевода.
— Гляди! — Ростислав вытянул руку. — Наш дозор.
Вверх по склону скакало трое. Подлетев ближе, передний поклонился князю.
— Войско! Близко!
— Большое? — в один голос спросили воевода с князем.
— Конное, сотни три. Но одна только сотня в бронях.
— Что я казал! — усмехнулся Ростислав.
— Добре глядел? — спросил воевода у дозорного.
— Все обшарили, нету более.
— Скачи к нашим! — велел князь. — Пусть одевают брони и готовятся к рати.
— Не нравится мне! — сказал Светояр, когда дозор ускакал.
— Чего?
— С тремя сотнями против тысячи только дурень выступит. А князь Иван не дурак.
— Гордый он больно! — отмахнулся Ростислав.
Вскоре за их спинами задрожала земля — подходило войско. Не оглядываясь, Светояр знал: сотни выстраиваются в боевой порядок, вперед выезжают на окованных железом конях дружинники с лучшей броней, те, которые в куяках, становятся далее. Оглядываться воевода не стал — не пришло время. Смотрел вперед и дождался. Лес впереди словно зашевелился. На луг стали выезжать конные и строиться в ряды. Воевода привстал на стременах, прикидывая число противника. По всему выходило, что дозорный не врал — сотни три. Если, конечно, в лесу не затаился полк.
— Стал внизу! — засмеялся Ростислав. — Худое место! Мы разгонимся по склону и размечем их, как стадо…
— Погоди, князь, — прервал его Светояр. — Скачет кто-то.