Киран не останавливается, глубже проникая в меня своим языком, и я уже больше не могу лежать неподвижно: начинаю елозить бёдрами, что-то неразборчиво хныча.
Ничего подобного я ещё ни разу не испытывала, и мне кажется, что ещё мгновение — и у меня остановится сердце. Если ещё не остановилась, бешено пробивая мою грудную клетку насквозь.
Внутри меня всё сжимается и трепещет, его настойчивые движения мощной волной уносят все заботы и думы, терзающие меня, заставляя меня думать только о Киране и о его языке.
И вот я уже извиваюсь под ним, не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу стоны под звуки хлещущего за окном ливня.
— Киран… Киран!…
Я уже не замечаю, как с моих губ начинает срываться его имя. Язык Кирана кружит вокруг чувствительной точки, заставляя меня кричать до хрипоты от удовольствия. Мои руки вновь вцепляются в простыни, нещадно сминая их. Киран крепко удерживает мои бёдра, пока я хнычу и еложу по простыням.
Огненные волны наслаждения циркулируют по моим венам, скручивая сладкими спазмами мышцы. С каждым мгновением моя душа уносится всё выше и выше, неминуемо приближаясь к финалу. Тугой узел внутри меня продолжает скручиваться и скручиваться, томя меня ожиданием. Я рвано дышу через рот, уже не в силах сдерживать все рвущиеся наружу ощущения. Слышится мощный разряд грома, затем удар молнии, и я…
— Киран!… — с моих губ срывается последний сладостный крик прежде, чем мое тело начинает содрогаться, разбиваясь на тысячу частиц и отправляя меня жаркую пучину неведомого доселе наслаждения.
Мне кажется, что проходит небольшая вечность перед тем, как я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Кираном. Его взор обжигает моё обмякшее после мощного наслаждения тело, а губы опухли и блестят в свете бушующего за окном урагана.
Я наблюдаю, как Киран оставляет на моём бедре поцелуй, а потом целует меня в лоб и шепчет:
— Спи, Лайла.
На это я хочу ответить, что не устала, однако мои веки уже тяжелеют и медленно закрываются.
И я погружаюсь в глубокий, беспробудный сон…
Глава 32. Нерешённые вопросы
Киран
Мысли о Лайле будоражат мне кровь. Я бесцельно слоняюсь по замку, пытаясь взять своё самообладание в руки, но мои попытки тщетны.
До появления Лайлы в моей жизни внутри меня словно была безэмоциональная Лиранская впадина — такая глубокая, что туда просто непросто не попадал свет. Лайла же принесла мне эмоции, холодным и бушующим штормом окатившие меня и унесшие глубоко на дно ледяного океана. Я тонул в своём желании быть рядом с ней и защищать от всего на свете, что могло бы причинить ей боль. И я безумно перепугался, когда она оказалась на пути Блайдда — такая… хрупкая, маленькая и такая моя.
Когда я вёл её по коридорам в её покои, я не мог выбросить из своей головы то, что просто не могу себе позволить ещё раз оказаться на грани её потери. А потом, когда она поцеловала меня, я…
Будто бы обрёл всё и одновременно лишился рассудка.
Я смотрел на неё и понимал, что если ещё хоть секунду задержу взгляд на её восхитительном, невинном теле, то моему самообладанию придёт конец. И я больше не смогу противиться желанию наброситься на неё и вознести её на пик блаженства. И мой пыл осадил лишь страх в её глазах, мелькнувший тогда, когда я приблизился губами к её шее.
Лишь тогда я осознал, что всё увиденное за это время отразилось на Лайле и у неё действительно промелькнула мысль о том, что я могу наплевать на всё и испить её крови. И тогда я только ещё больше уверил себя в том, что хочу показать ей всё, но медленно и нежно. Постепенно. Доказать, что со мной она всегда будет в безопасности и я никогда не причиню ей боль.
Меня часто посещали мысли о том, как я втяну носом её сладкий запах, пропитанный ароматом желания и как буду исследовать её мягкое, податливое тело. Одно только нахождение Лайлы рядом сводило меня с ума. Я неприлично много и в мельчайших деталях представлял момент, когда вкушу её, покажу ей все грани удовольствия и заставлю молить о том, чтобы ещё неистовее двигаться в ней. Как разожгу в ней огонь, что превратится в пожар, и как буду ласкать её грудь и лоно, сливаясь в страсти и душевном единении…
Однако всё это я решаю отложить до того момента, как Лайла сама к этому не будет готова. Ведь я хотел, чтобы её первый раз был незабываемым, и она не боялась меня. И я окутаю её любовью, заботой и нежностью, чтобы она больше никогда не дрожала передо мной от страха. Я покажу, что ни-ко-гда не причиню ей никакого вреда. Ведь так оно и есть. Я буду охранять её сон, покой и бодрствование, делая всё, чтобы она чувствовала себя счастливой и ей больше никогда не требовалось играть роль кого-то другого.
Гася в себе всё желание, охватившее меня, когда я вкушал её сладость, и забывая восхитительные тихие девичьи стоны, я захожу в свой кабинет. И понимаю, что он отнюдь не пустой.
Блайд сидит, развалившись в моём кресле возле письменного стола в полнейшей темноте. Впрочем, что он, что я, видим даже в полном мраке самой тёмной ночи всегда идеально, и смысла в зажигании свечей сейчас нет.
В руке Блайдда замечаю бокал и графин с янтарной жидкостью, которую альфа медленно потягивает, морщась каким-то своим мыслям. И понимаю, что разговор, и так оттягивавшийся мной непростительно долго, будет сложным.
Ноздри Блайдда расширяются — он втягивает воздух и прекрасно чует на мне сладкий запах Лайлы, что отдалённо напоминает вишню и шоколад. Я более, чем уверен, что и иные запахи, оставшиеся на мне, он тоже учуял.
— Дьявол, Киран, — рычит Блайдд, шумно ставя на столешницу свой бокал. — Лайла же ещё совсем юна!
— Ей девятнадцать, и она вполне взрослый человек, — сухо отвечаю я.
Я и без Блайдда знаю, что это неправильно, когда мне давно за сто, а ей едва будет двадцать.
Судьба жестока к таким, как мы. Однако благосклонна к нашим подобным юным возлюбленным, ведь лишь сейчас, имея силу и влияние мы можем обеспечить их безопасность.
— Она Первая ведьма, а ты — её дампир, призванный оберегать её!! — гнёт своё Блайдд. Что ему вообще нужно от меня?! Чтобы я перестал любить её, оттолкнув и нанеся ей душевную незаживающую рану? Таким образом я уберегу её по мнению Блайдда?! — Я всё это время наблюдал за тем, как она растёт. И Лайла мне уже как дочь, поэтому если ты хоть что-то умудришься испортить…
— Ты напугал её, Блайдд!! — обрываю я, повышая тон и гневно сверкая глазами. — Она испугалась тебя, когда ты практически вплотную приблизился к ней в состоянии, которое трактуется только одним словом: убивать. И поверь, это я уничтожу всех вокруг ради её безопасности. И если ты встанешь на моём пути я не буду вспоминать мне о том, что ты мне как брат.
— Если я и напугал Лайлу, то ты, кажется, её практически совратил, — ядовито подмечает Блайдд, и его мышцы напрягаются. — Всё, довольно, Киран. Ты прекрасно знаешь, что я не причиню ей зла.
— Я тебя предупредил, — цежу я.
В нашем мире нельзя быть уверенным ни в ком, однако и у нас — чудовищ — остались моральные ценности. И слова, данные своим близким, своей семье, должны быть неоспоримыми.
Но я настолько сейчас объят противоречиями насчет своей истинной возлюбленной, что мне все клятвы кажутся недостаточными.
— Да… кажется наша весьма необычная семейка переживает разлад, — еле слышно бормочет Блайдд, явно понимая меня.
Однако в моих планах нет времени на обсуждения этого вопроса с кем либо, поэтому я решаю перевести разговор в другое русло, подняв более острую тему на нынешний момент:
— Послушай, я действительно не знал о том, что случится с Барбарой. Даже не догадывался. А когда всё случилось, и она начала терять контроль, я не доводил до твоего сведения эту информацию зная, что тебе большинство вестей проходит сейчас через твоего бету, пока ты решаешь вопросы на дальнем севере, — я налил себе во второй бокал жидкости и немного из него пригубил. — Я прекрасно понимал, чем чревата подобная информация, просочившаяся в стаю в отсутствие альфы. Волки бы немедля бросились защищать свою честь и честь Барбары, которую всегда высоко почитали в своей иерархии не только как твою сестру, но и как сильную бету.