Достоверность картины древней заселенности страны по курганам проверяется изучением промежутков между скоплениями поселений, которые не только не были заселены, но были заняты сплошным лесом. Изучение Полоцкой земли привело к выводу о том, что современные крупные лесные массивы — рудименты тех больших лесов, которые там росли тысячу лет назад[141]. Подобное наблюдается, по-видимому, и в Смоленской земле.
Начальная летопись упоминает в Смоленской земле Око́вский лес: «Днѣпръ бо потече из Оковьскаго лѣса и потечеть на полъдне, а Двина ис того же лѣса потечет, а идеть на полунощье и внидеть в море Варяжьское. Ис того же лѣса потече Волга на въстокъ»[142]. В специальной работе я пытался выяснить границы этого древнерусского леса, массив которого оказался необычайно большим. На севере он доходил до оз. Селигер, на востоке охватывал верховья и среднее течение Вазузы, на юге включал район оз. Каспли, а западные его пределы охватывали водораздел Куньи и Ловати[143]. Лесной массив Оковский лес (сохранился топоним Око́вец с городищем X в., рис. 3) находился на высоком плато, объединял верховья трех крупнейших рек Руси и не мог не играть важной роли в ее истории. В финских языках joki означает река, его наименование, следовательно, у финских аборигенов означало «лес рек»[144]. Следы этого леса сохранились и сейчас («Вельская Сибирь» по Молодому Туду в Бельском уезде, где в 1860 г. под лесом было 73 % земель[145], «Щучейский край», в который в XIX в. можно было попасть из-за лесов только зимой по замерзшим болотам[146]), но 400–500 лет назад он был больше, о чем сообщали проезжавшие через него (или вблизи него) иностранцы: «Московия представляет вид совершенной равнины, усеянной множеством лесов, — сообщалось в 1523 г. папе Клименту VII. — Сосны величины невероятной, так что из одного дерева достаточно на мачту самого большого корабля…». Но в это время начались уже порубки: «Большую часть Московии составляют Герцинские леса, — писал другой иностранец (1562 г.), — но, будучи уже в некоторых местах расчищенными трудолюбием жителей, не представляют тех страшных дебрей, как прежде»[147]. «По пням больших деревьев, существующих еще и поныне, видно, что вся страна была очень лесистой», — писал С. Герберштейн[148]. Видимо, массовое сведение лесов в Смоленской земле началось в XV — начале XVI в.
Рассмотрим конкретные места, где есть старые свидетельства о лесах. Более всего их было, естественно, на окраинах. По данным Р. Гейденштейна (XVI в.), москвитяне «оставляют землю, соседнюю с неприятелем, на протяжении нескольких миль невозделанной и необитаемой, частые деревья, которые по необходимости вырастают на свободной почве, и густые леса затем образуют некоторого рода оплот против неприятеля»[149]. На этой западной границе земли леса сохранились и теперь, курганы же почти не встречаются. Видимо, граница в XVI в. зарастала, но здесь лесные массивы были уже издревле. Остатки этих лесов видны и на карте Максима Цызарева 1701 г.[150] Густые боры от Усвята к Великим Лукам отмечал еще один сподвижник Батория («нам прийдется итти этим бором по крайней мере 2 дня»)[151].
Восточная часть Смоленской земли доходила до Можайска и тоже, судя по свидетельству современников, в XV–XVI вв. была густо залесена (и здесь также почти нет курганов). Путь от Смоленска до Москвы шел все лесом. 130 верст между Вязьмой и Можайском, по свидетельству А. Мейерберга (1661), тянулся сплошной лес, «пустынность которого охраняется одной деревней Царёво-Займище»[152]. «Путь от Смоленска до Москвы, — вторит ему Адольф Лизек (1675), — сколько опасен от медведей, столько и скучен по причине непрерывных лесов. Единственная между этими городами дорога идет по полосе вырубленного леса шириною около 30 футов с бревенчатою по болотам настилкою»[153].
143
145
147
Письмо Альберто Компензе к папе Клименту VII. — Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836, т. I, с. 27, 30;