У нас мало сведений о Смоленске первых десятилетий XII в. Известно, что в 1111 г., как Киев (Подол), Чернигов и Новгород, он горел[899], что в 1113 г. Мономах перевел из него сына Святослава в Переяславль, а в нем посадил другого сына — Вячеслава[900]. В сообщении 1116 г. Смоленск ошибочно назван вместо Минска (что, к удивлению, не заметил П.В. Голубовский[901]). Интересны оригинальные сведения о событиях этих лет, связанных со Смоленском, у В.Н. Татищева: в 1118 г. Владимир Мономах якобы «взял из Смоленска сына своего Глеба в Переяславль», а в 1121 г. он был со своими детьми в Смоленске «для рассмотрения несогласий и усмирения полоцких князей и некоторых других распорядков»[902]. Это нежелание полоцких князей подчиниться Киеву в конце концов привело их к высылке в Византию[903]. Однако почему Мономах был в Смоленске с детьми (и с какими?)? Видимо, речь шла о вокняжении кого-то в этом городе. Во всяком случае, краткость сообщения заставляет нас думать, что эта поездка князя имела место.
Смоленская земля в 30–50-е годы XII в.
Ростислав Мстиславич был самым крупным деятелем Смоленской земли домонгольского времени. При нем княжество необычно окрепло экономически и стало одним из важнейших в древней Руси. Первое известие о княжении здесь Ростислава находим в летописях под 1127 г.: в составе громадной коалиции отца он движется на Полоцкую землю. Очевидно, стол он получил двумя годами ранее, при перераспределении столов после смерти Мономаха (1125 г.).
Кипучая натура Ростислава начала проявляться уже с конца 20-х годов и прежде всего выразилась в устройстве своих личных дел. Захватом северных радимичей в это время (как показал А.Н. Насонов, а точнее, по нашему предположению, в 1127 г.) были заложены основы княжеских домениальных владений, удаленных от Смоленска[904].
Для характеристики страны и политики Ростислава этих лет нам важно летописное сообщение 1132 г.: «Ярополкъ посла Мстиславича Изяслава къ братьи Новугороду и даша дани печерьскыъ, и от Смолиньска даръ и тако хресть цъловаша»[905]. Интересно предположение В.А. Кучкина, что «дар» был выдан Ростиславом брату Изяславу по просьбе киевского Ярополка как бы в компенсацию за потерю Изяславом по вине Ярополка полоцкого, а затем и переяславского княжений, за что позднее Ростиславу была передана «суздале-залесская дань»[906], он не учитывает, что Ярополк дал все это Изяславу, посылая его «к братьи Новугороду», и в результате этой поездки «крест целоваша». Видимо, «печерские дани» и смоленский «дар» предназначались не для Изяслава, а для кого-то другого, с кем в результате было заключено соглашение. Речь идет, несомненно, о Новгороде и новгородцах. 1132 год был в Новгороде бурным. Ярополк Владимирович, сменивший 14 апреля брата на киевском столе, перераспределил уделы, дав старшему сыну умершего Мстислава Всеволоду Новгородскому (минуя своих братьев Вячеслава и Юрия) Переяславль. Обиженный Юрий Долгорукий еще до обеда выбил оттуда Всеволода, и возвращение последнего в Новгород вызвало в городе «встань великую в людех». Общими усилиями новгородцев, псковичей и ладожан Всеволод был изгнан и только «сдумавше» в Устьях, «въспятиша и опять». Кому и какой ценой удалось уговорить коалицию во главе с новгородцами вернуть Всеволода в Новгород? По дендрохронологии, 1132 год был засушливым и кривая угнетений годичных колец падает почти так же, как в 1161 г., когда в Новгороде «пригоръ всъ жито, а на осѣнь поби всю ярь морозъ (…) и купляхомъ кадьку малую по 7 кунъ»[907]. Однако новгородские летописи этого бедствия в 1132–1133 гг. не отмечают — может быть, голод был ослаблен искусственными мерами (?); по новгородской летописи, переговоры в Устье и возвращение Всеволода помещены после изложения всех событий этого года, т. е., очевидно, они произошли в конце 1132. Лаврентьевская летопись начинает следующий 1133 г. как раз с поездки Изяслава в Новгород. Создается впечатление, что события возврата Всеволода и поездки Изяслава «к братьи Новугороду» с печерскими данями и со смоленским даром тесно связаны, и это происходило в феврале — марте (мартовских) 1132–1133 гг.[908] Вернуть на новгородский стол изгнанного по вине Яро-полка Всеволода можно было, только обещав новгородцам вспомоществление. Соглашение, видимо, состоялось, и из Устья Всеволод был возвращен. Как было реализовать обещание? У Ярополка, только что севшего на киевский стол, достаточных запасов быть не могло. На каких-то условиях ему пришлось делать заем в Печерском монастыре, но этого, конечно, было недостаточно. С Ростово-Суздальской землей, Полоцком, Волынью (не говоря о Чернигове) отношения у него были подорваны. Оставался лишь богатый торговый Смоленск, но и там, судя по дендрохронологии, в 1132 г. был неурожай[909] и для получения «дара», несомненно, требовались особые переговоры с Ростиславом. Наиболее подходящей кандидатурой для них, как и для вооруженной транспортировки в Новгород продовольствия, оказался второй из потерпевших из-за Ярополка Мстиславичей, брат Ростислава Изяслав. Он только что потерял Полоцк, был только что посажен, а потом выведен (насильно) Ярополком из Переяславля, был явно недоволен добавленными ему к Минску Туровым и Пинском и жаждал лучшего удела. Позднейшее сообщение Ипатьевской летописи показывает, что он был к тому же всегда в самых близких отношениях со смоленским братом Ростиславом и не приходится удивляться, что для данного поручения Ярополк избрал именно его[910]. Крупное событие — устройство епископии в Смоленске в 1136 г. — свидетельствовало о растущей мощи Смоленска. В 1138 г. он участвует с киянами (Ярополк), суздальцами (Долгорукий) и полочанами в блокаде Новгорода, так как там сидел Святослав Ольгович. 17 апреля тот был изгнан и бежал через Смоленск, но был задержан в Смядынском монастыре. В Новгороде утвердился сын Юрия Долгорукого Ростислав[911].
905
909
910
Приведенный анализ событий 1132–1133 гг. вносит некоторые колебания в точность датировки В.Л. Яниным известных грамот Всеволода и Изяслава Мстиславичей Юрьеву и Пантелеймоновскому монастырям Новгорода, именно 1134 г. (ПРП. М., 1953, т. II, с. 103–105;