Швабцев временно разместили в палаточном лагере, разбитом ещё вчера, на полянке, невдалеке от строящегося замка. Место было удобное и единственное, не подвергшееся сельскохозяйственным посевам, так как в половодье иногда заливалось водой. Поначалу, Гюнтер планировал отвести кусок земли на северо-западе от деревни, за старым причалом. Таким образом, замок разделял бы Самолву на две части, но уже вечером, столкнулся с неприятной историей. Игнат, вернувшийся с уловом, отказался отдавать рыбу новым соседям. Побил пришедшего за продуктами швабца, и, запершись у себя в доме, поносил иноверцев на чём свет стоит. Рыбака понять было можно, за просто так никто у него дары озера не требовал, Нюра выделила деньги на закупку продовольствия, однако Захар Игната не успел предупредить, посему и вышло недоразумение. Кое-как, с горем пополам конфликт утрясли, но осадок остался.
В воскресенье, через два дня после проишествия, на площади перед домом старосты собралось вече. Захар Захарович три раза прозвонил в колокол, привезённый с острова, и забрался на невысокую трибуну, установленную ещё вечером заботливыми руками строителей замка. С помощью этого помоста каменщики клали стену, но для общего дела, на один день — пожертвовали деревянной конструкцией.
— Вот, что я вам скажу, дорогие мои соседи. Деревня наша разрослась и уже скоро станет городком. Князь наш, защитник и опора, долгих лет ему и его княжне, призвал новых жителей. Не от хорошей жизни немцы с насиженных мест в наши края подались, посмотрите на них, кожа да кости, голь перекатная. По заветам наших предков, — Захар на секунду задумался, — да и христианским тоже, помощь мы должны оказать им. Они языка нашего не разумеют, спросить толком ничего не могут, а мы что ж? Рыбешки пожалели? Негоже так! С сегодняшнего дня, прошу вас, объясняйте немцам, что как по-нашему звучит, не откажите в подобной малости.
Следующим на трибуну взошёл Игнат. Поездки на остров не прошли для рыбака даром. Шляпа из приятного хлопчатобумажного материала, благодаря полям в форме овала защищала лицо от солнца. Темная ткань на нижней стороне полей устраняла отблески, и всегда щурившийся Игнат теперь смотрел широко раскрытыми глазами. Вместо рубахи — полосатая тельняшка, заправленная в брюки с усиленными коленями, держащиеся на лямках. Поверх был надет жилет с двумя карманами. Талию охватывал пояс из чёрной кожи с двумя ножами: коротким, длиной с ладонь, и длинным, доходящим до середины бедра. На ногах — зашнурованные ботинки с высокими голенищами. Сняв шляпу, Игнат поклонился народу и, дождавшись тишины, молвил.
— Я тут выяснил, что немцам два года разрешено подати не платить. Как же это получается, мы их кормить должны, дома строить, а нам что с этого?
Среди старожилов прошёл гул недовольства, но быстро стих. Народ захотел послушать, что ещё скажет Игнат.
— Коли князь решил так, то честно будет и нам послабления ввести. Я вот, что предлагаю, рыбаки будут свой улов, который на личные нужды не востребован, сдавать Захару. А староста наш — подсчитывать и вести список. Что он с этим уловом делать будет — то его личное дело. Хоть обратно в озеро отпускает. Но я бы, — Игнат загадочно улыбнулся, — Построил большую общую коптильню и цех по засолу. Для тех, кто рожь сеет — мельницу и печь. Народу у нас уже много, работы всем хватит.
— Какой такой цех? Ты чего несёшь? — Раздались голоса их толпы.
— Неучи! Цех — это большая изба, где ремесло творится. Коли не знаете, слушайте.
— Сам ты неуч. Небось, от немцев словечек нахватался. — Крикнул Демьян, перебравшийся в Самолву ещё с Гюнтером, так сказать, с первой волной переселенцев.
— Тише! Дайте человеку сказать. — Раздался женский голос. — Неужто не слышите? Дело Игнат предлагает.
— Спасибо Инга, одна ты меня уразумела. — Рыбак коротко кивнул жене старосты головой и продолжил, — Захар Захарыч, по итогам сданной рыбы будет выдавать нам необходимые в хозяйстве вещи или серебро. Кому как потребно. А где он это всё будет брать, пусть сам думает, на то он и староста. Вот, если тебе, Демьян, корову захочется завести, али гусей, то не в Псков или Ремду поедешь рыбой торговать, а всё на месте получишь.
— А в чём же послабление?
— В том, что князь пусть за свой счёт цеха нам поставит и два года пользоваться ими разрешит безвозмездно.
Не дав самолвинцам опомниться и переварить сказанное Игнатом, на трибуну взошёл Гюнтер.