С помощью шприца начинил оболочку фаршем, плотно, без пустот и завязал шпагатом.
– Теперь, каждая из вас попробует изготовить самостоятельно. Как сделаете, покажу, каким образом разбирается мясорубка, моется и снова собирается. – Дамы принялись по очереди начинять шприцем оболочку.
– Начиненные колбасы подвесить на седьмицу в погребе, смотрите, сухо там должно быть. Ну, а затем коптите холодным копчением трое суток, с 'сухим' дымом. Как сделаете, повесьте в тёмном месте, чтоб кот не упёр, где-то на месяц. Да проветривайте почаще. – Ликбез был завершён, мне оставалось только наглядно продемонстрировать разборку мясорубки.
– Перца у нас нет, да песку этого, как его…, сладкий который. – Серафима оценила механизм, но скептически отнеслась к технологии. Видимо, были какие-то свои, более предпочтительные рецепты.
Пока я ходил за сахаром и специями, со стола всё убрали, поместив почему-то на телегу эмалированный таз с остатками фарша и стакан. Потом, уже в Новгороде, мне рассказали, что крестьяне предпочитали заготовлять мясо впрок, делая банальную тушёнку, используя вместо жестяных банок глиняные горшки.
Утром, догрузившись ходовым товаром, для лавок Пахома Ильича и подарками, мы отплыли в Смоленск. Сутки, проведённые в столице, были насыщены визитами. Помимо Евстафия, который прикупил дом, рядышком с теремом Савелия, навестил боярина Рысёнка, поздравил Елену с первенцем, подарил соску-пустышку, передал привет от мужа и направился на аудиенцию к Ермогену. О состоянии урожая, лучше церкви не знал никто.
– Проходи, присаживайся, сын мой. – Епископ здорово сдал, за последние полгода, но харизма – только возросла.
– Ваше преосвященство, благословите, отче. – Я низко поклонился, коснувшись рукой пола.
– Вижу смирение в тебе, да и загорел изрядно, дома побывал? – Ермоген привстал с лавки и подошёл ко мне, крестя и протягивая крест для поцелуя.
– Пришлось, отче.
– Как там? Скоро ль Царьград возвернут, за грехи наши, латинянам отданный? – Епископ показал рукой, куда можно присесть.
– Преосвященнейший Владыка, есть мнение, что только через двадцать один год. Многие его не разделяют, но всё идёт к тому. – Ермоген лишь поморщился, услышав ответ.
– Рассказывай, что привело, надолго ли, кстати, церковь, в деревне, где литвины живут, так и не начали строить. Плохо это.
– К концу года всё будет готово. Фрол у Евстафия ожидает священника, дабы место выбрать. – Немного слукавил я. Бригадир плотницкой артели действительно находился в лавке Евстафия, и мы обсуждали с ним вопрос строительства, но пока не сошлись в цене.
– Я пошлю кого-нибудь, хотя, пусть Серафим посмотрит, ему там дальше жить, заодно с мирянами познакомится.
В итоге нашей беседы я получил благословение и был отправлен к Иннокентию, который на вопрос о предполагаемом урожае ответил кратко: – Будет как в прошлом году, может чуток лучше. Из-за голода посеяли мало, с хлебом останется Киев. Смоляне закупать на стороне не будут, но и продавать тоже.
В Полоцке была похожая ситуация, только для себя. Надо было спешить. К середине сентября, опоздав к собранному последнему зёрнышку, мы причалили к Новгородской пристани.
Пахома Ильича в городе не было, Марфа подсказала, что муж где-то в районе Ладоги, спупустил все гривны и сидит на коробах с зерном, отгоняя мышей.
– То, что на коробах – это хорошо, раз сам, значит не на кого оставить. Марфа, а где мне найти Сбыслава Якуновича или Гаврилу Алексича? – Ситуация была скверная, без Ильича, не зная никого в городе – полный завал.
– Господи! Эти два оболтуса, вместе с ним. С виду уважаемые люди, а всё туда же. – Марфа была не в духе. Спокойная, всегда вежливая женщина, напоминала котёл с перегретым паром. Ещё чуть-чуть и…
Причину её состояния я узнал позже, когда увидел Гюнтера, щебетавшего с Нюрой во дворе дома. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – молодые были влюблены. Девушка кокетничала, просила Штауфена подержать зеркало, хотя дома висело большое, во весь рост и даже предложила посидеть в крытом возке, что стоял рядом с конюшней. Гюнтер ходил за ней, как нитка за иголкой.
Выручил меня Ильюша. Мальчик отвёл меня на торг, в лавку, где торговал приказчик Ильича – Ваня.
– Пятьдесят сотен кадей скупили. Последний раз, когда я там был, места уже не было, куда короба ставить. Бояре ругают князя, на чём свет стоит, к свеям ни одной ладьи не ушло, цены поднялись в два раза. – Иван сидел в лавке с дубинкой в руках.
– Оружие зачем? – Вооружённый продавец в лавке как-то не увязывался с торговлей.
– Чувствую, бить скоро будут. Ефрем тут неподалёку, с ним Ждан и Сеня, если что – подсобят.
– Неужели так всё серьёзно? – Своей акцией мы, конечно же, перешли границы честной торговли, используя административный ресурс, но угрозы физической расправы я не ожидал.
– На торгу поговаривают, что скоро будут вече собирать. Строган пронюхал, что Пахом Ильич скупил хлеб, а где его хранит, пока не знает. – Ваня вдруг встал, поправил пояс и улыбнулся. За моей спиной стоял покупатель.
Вороватого вида мужичок недобро оскалился, пострелял глазками по сторонам, посмотрел на себя в зеркало и вышел вон. Зачем приходил – непонятно.
– Это уже третий, за сегодня. Глазеет, лыбится и уходит.
– Срочно зови Ефрема. – Сказал Ване, наблюдая за вышедшим мужичком.
Приказчик дёрнул за шнурок и над лавкой купца взметнулся красный флажок. Сигнализация примитивная, но действенная. Через тридцать секунд в лавку вбежали люди.
– О, Лексей. Уже тута, заждался тебя Пахом Ильич. – Ефрем попытался рассказать о переживания Ильича, по поводу моего отсутствия, но сразу умолк, когда увидел, как я прислонил указательный палец руки к губам.
– Из лавки, только что вышел мужичок, видели его?
– Да, вон он стоит, треплется с кем-то. Это Строгана человечек, мразь ещё та. Я ему морду в прошлом году набил, свинчатку он в рукавичке прятал, не по правилам то. – Всё стало ясно. Пахома элементарно выслеживали, надеясь застать в лавке, видимо узнали, что пришли корабли.
– Ефрем, надо возок к князю отправить, прямо сейчас. Поможешь? – Для начала я решил передать взятку Александру в размере пятидесяти мечей.
– Это можно, откуда везти? – Приказчик повернулся к охране. – Сеня, останься в лавке.
– На ладье всё, ещё даже не разгружали, сам знаешь, как груз на причале – плати пошлину. – Мне хотелось скорее отправиться на Ореховй остров, надо было начинать продажу инструментов крестьянам, пока те, не спустили всё серебро, вырученное за урожай.
По дороге к пристани, Ефрем поведал: – Половину ржи продал Юрьев монастырь, Гаврила Алексич туда ездил, Сбыслав договорился с Ладогой, у него там, куда не плюнь – на родича попадёшь, ну а мы с Ванькой, уже тут, по окрестностям шныряли.
– И как успехи? – Приказчик был очень весёлый человек, из разряда тех, кто, наступивши в коровью лепёшку – обратит это в шутку.
– Семь сотен кадей за нами. Огнищанин один помог, странный.
– Чем странный? – Так называли путешественников, или людей, которые не могли подолгу жить на одном месте. Крупный землевладелец и одновременно турист, это было неожиданно.
– Землю всё подходящую ищет, сажает что-то, записывает на бересте, в общем, не по-нашему. Семь сыновей у него, все такие же. Так вот, четыре сотни кадей нам продал, я такой ржи в жизнь не видывал.
– Интересно, а далеко усадьба его? – Местный агроном заинтересовал меня.
– Отсюда три дня пути, только, зачем тебе, Лексей? Он вчера к нам в лавку заходил, зеркало ему понравилось, постой… он сегодня будет маленькое зеркальце для дочки своей покупать. – Ефрем замер у колодца.
– Сделаем так, до причала я дорогу найду, мы у самого края, как обычно лодки поставили, приведи мне его туда, очень прошу. С возком опосля разберёмся. – Приказчик кивнул головой, развернулся и поспешил обратно, в лавку. В пятидесяти шагах от нас, засуетился мужичок, не зная за кем идти.
– Вяйнямёйнен из Корелы. – Представился агроном.
– Алексей. – Ответил я и протянул руку для пожатия.
Ефрем, приведший огнищанина, постоял с минуту и полез на ладью, посмотреть привезённый товар. С лодки раздался восхищённый свист, не то бочонки с вином увидел, не то сложенные мечи без рукоятей.