Признаться, это - последнее, что я ожидала услышать, а потому даже не пытаюсь скрыть непонимания:
- Я плохо справилась с заданиями? - уточняю недоумённо.
Да не может этого быть! Я всё написала!
- Ты сдала пустой лист.
- Что? Это неправда!
Вместо ответа, он протягивает листок, на котором красуются только мои имя и фамилия, а ниже - девственно пусто.
Что это такое? Не мог же лэсс Рин’тар устроить мне такую подлую гадость?
- Мою работу подменили, господин Динрар! Мы передавали их с задних парт на передние, так что по пути лист вполне могли «потерять».
Правда, я представления не имею, кому и зачем могло бы такое понадобиться.
- Кто это мог быть?
- Не знаю. Передо мной сидит только Геронт и Каллис, не думаю, что они...
- Что они - что? Не волнуйся, я ни в чём тебя не обвиняю, просто хочу понять, ведь сдавать пустые листы на проверочных для тебя обычно не свойственно.
- Могу ли я просто переписать работу и сама разобраться со своими подозрениями?
Не хочу вмешивать учителей. Это мелко, глупо и опускает взрослого до уровня бестолкового ребёнка.
К тому же, тайна, похоже, невелика. Если я правильно сообразила, моя проверочная как раз у Каллисы. Она частенько общается с той рыжей красоткой, Бринной, которая упорно и вопреки здравому смыслу ревнует меня к Гэлду, а так как учится на другом курсе и сама добраться до меня не в состоянии, то вполне могла попросить подружку помочь. Глупая девочка... Когда она, наконец, уймётся? То суп этот в столовой, то дурацкие шепотки, а теперь ещё и контрольная! Дальше-то что?
Пора бы это уже прекратить, но я даже представления не имею, с какой стороны следует подступаться к подобным делам: мне никогда, ни разу, не приходилось ещё сталкиваться с такими людьми в одиночку. Рядом всегда был Тимур. Мне даже не нужно было о чём-то его просить: он и так всё видел, всё замечал, и проблемы каким-то непостижимым образом решались словно сами собой.
А теперь вот выясняется, что у такой заботы есть и обратная сторона. Я так и не научилась за себя постоять. Не знаю даже, как отвязаться от наглой девчонки.
Однако просить этих двоих о помощи - не хочу.
Директор смотрит мне за спину, молчаливо переговариваясь о чём-то с лэссом Рин’таром, и кивает:
- Хорошо. Если тебе так удобнее, я не стану мешать.
Это всё?
- Я могу идти?
Но он, не отвечая, отходит к камину, берёт кочергу и принимается неторопливо шевелить головни.
Не к добру. Ой, чувствую, не к добру...
- Слышал, сегодня на биологии у тебя были необычные результаты? - спрашивает, не оборачиваясь.
Моё сердце вдруг пропускает несколько ударов и срывается в бешенный грохот, а горло вспыхивает огнём. Не понимая, в чём дело, напряжённо хмурюсь, пытаясь собраться с мыслями, но те беспомощно разбегаются.
- Артефакты попались... бракованные, - отвечаю хрипло. - Можно я пойду? Пожалуйста!
- Извини, Тира, но уйти ты сможешь, только если пройдёшь мимо меня, - со спокойной твёрдостью произносит рыжий демон.
Переведя на него взгляд, цепенею, до хруста впившись пальцами в стул, - на ладони его протянутой ко мне руки короткий надрез с быстро проступающей кровью.
Я не хочу на это смотреть, но, как бы ни пыталась себя заставить, не могу оторвать глаз.
Рот наполняется густой голодной слюной. Боль ноющих клыков вспышками отдаётся в затылке.
Ненавижу! Понимая, что это ловушка, чувствуя, что теряю над собой контроль, я всей душой ненавижу мерзавца, не погнушавшегося пойти на такую низость!
Жажда мучительно выкручивает суставы, побуждая напасть и загрызть, но даже она не в силах преодолеть то отвращение, что кипит во мне по отношению к этому подлецу.
Я уже не вижу ни директора, ни кабинета - только напряжённо-расчётливые глаза стоящего напротив мужчины, которого очень хочется уничтожить, втоптать в грязь, чтоб и следа не осталось.
Думал, я наброшусь на него при свидетеле и не придётся ничего доказывать, да?! Или, может, вообще надеялся, что, лишившись разума, я кинусь на господина Динрара?!
Никогда такого не будет!
Глава 8
В ушах грохочет. Боль в ноющих клыках такая, что хочется собственноручно открутить себе голову. Горло... боюсь трогать: кажется, оно разодрано на клочки.
Подлокотники стула крошатся под моими намертво стиснутыми пальцами.
Понимаю, что конспирации конец: за то, что соврала при поступлении и обманом пробралась в человеческую школу, меня не похвалят, но из последних сил стараюсь держаться. Цепляюсь за мысль о том, что вокруг - люди. Дети. Если сейчас я ещё и на преподавателя нападу, избежать обвинений точно уже не получится.