Шаррэль говорит эти сомнительные для женщины комплименты с такой неподдельной теплотой, что всё настроение шутить над ним пропадает.
- Ладно. Я скажу то, что ты так хочешь знать. Но пообещай, что не станешь спрашивать, как всё это возможно.
Демон весь подбирается, впечатлённый моей серьёзностью.
- Если для тебя это важно, не стану.
- Мне недавно исполнилось двадцать три, Шаррэль. И я человек.
Поддавшийся было от нетерпения вперёд, после этих слов он нетвёрдой походкой отступает на шаг назад.
- Но, Тира... Ты - вампир. Жажда, сила, таблетки... Ты не можешь быть человеком!
Пожимаю плечами. Несмотря на то, что понимания очень хочется, нет никакого смысла убеждать и что-то доказывать. Если он не поверит сейчас, то никакие аргументы всё равно ничего не изменят.
- Как такое?.. - спохватившись, инкуб вспоминает об обещании и формулирует вопрос по-другому: - Твои родители - люди?
- Да.
- И бабушки с дедушками?
- Да, они тоже.
- ... и отец тебе точно родной?
- Вне всяких сомнений. Однако, кажется, я выразилась не совсем точно. Физически я сейчас действительно большей частью вампир, тут не поспорить. Но через полгода надеюсь окончательно стать человеком.
Шаррэль долго пристально смотрит, а потом с прерывистым вздохом признаётся:
- У меня голова просто взрывается...
- Ты ведь в первую очередь хотел знать, насколько я взрослая. Так вот, теперь - знаешь.
Мужчина нервно смеётся, измеряя тренировочный зал широкими шагами.
- Этого мало! - восклицает, безжалостно ероша свою многострадальную шевелюру. - Я хочу знать о тебе всё!
Поняв, как неоднозначно это прозвучало, он останавливается и подкупающе улыбается, пытаясь сгладить своё заявление.
Однако мне что-то не весело. За последние три с половиной года, Шаррэль - единственный, кого я по-настоящему могу назвать своим близким другом. После Тимура мне не хотелось никого к себе подпускать, а этот обаятельный демон просто просочился в мою жизнь, не спрашивая на то разрешения. Мы видимся каждый день, разговариваем, смеёмся, делимся личным, и теперь я настолько привыкла, что с трудом могу представить, как вновь останусь одна. Конечно, рядом будет Май, будут её друзья, но это совершенно другое. Они - дети. С ними я ощущаю себя неправильной, лишней. А Шаррэль всегда меня понимает.
От мысли, что однажды и он исчезнет, становится очень тоскливо.
Может, это произойдёт, когда я перестану быть загадкой и надоем. Может, когда его работа в школе будет закончена. Хоть за последние две недели и не случилось ни одного нападения, они с директором не ослабляют бдительности, и рано или поздно найдут того, кто во всём виноват. После этого у него больше не будет необходимости жить здесь и притворяться учителем.
Но это - нормально, верно? Все дороги когда-нибудь разделяются. Будут другие люди, другие улыбки, и сейчас, пока мы ещё вместе, нужно просто радоваться каждому дню.
Заметив, что Шаррэль перестал метаться, смотрю на него - и вдруг ловлю неожиданно задумчивый взгляд.
- Что такое? - спрашиваю, насторожившись.
- Да вот, пытаюсь решить, как к тебе относиться.
Оказывается, задыхаться от жажды - ещё не самое мерзкое чувство. Вполне может быть хуже.
- Не веришь, да?
- Отчего же? Верю, - тяжело вздыхает он, одним коротеньким словом перечеркнув захлестнувшие меня страхи. - Хоть и не понимаю, как ты так извернулась.
- Правда веришь?
Наверное, у меня такой потеряно-пришибленный вид, что он тихо смеётся:
- Да верю, верю! Чего только не бывает на свете...
- В чём же тогда дело?
Шаррэль непонятно улыбается - криво, нервно и как-то потеряно.
- Ты, оказывается, действительно совершеннолетняя, но внешне... Это сбивает с толка.
Пока говорит, его взгляд на миг становится таким откровенно жаждущим, что впору не видеть.
Прячусь за опущенными ресницами.
Инкуб... Знаю, их мораль - иная, и Шаррэля нельзя читать, как других мужчин, но его поведение до сих пор время от времени выбивает меня из колеи. Тяжело по-настоящему привыкнуть, что все эти подкупающе-ласковые прикосновения и манящие взгляды, на самом деле ничего особенного не значат.
- Так почему... - нарушаю я наше затянувшееся молчание. Голос отчего-то звучит хрипло, и приходится повторить: - ... почему ты живёшь здесь?
- Тира! - страдальчески восклицает Шаррэль. - Упрямое маленькое чудовище!
И тут же, противореча сам себе, смеётся, устало растирая лицо ладонью.
- Да скажу я, скажу... Вообще-то, я живу здесь, в Синнитре, только четыре года. С тех пор, как дома начались неприятности с княжеским семейством.