К югу от шоссе раскинулись обширнейшие территории заброшенного нефтеперерабатывающего завода: серый бетон, выжженная земля и тонны стали сверкающих на летнем солнце конструкций из трубопроводов и емкостей. Параллельно шоссе I-20 шла железная дорога, делившая город четко напополам. Одна, уже не используемая железнодорожная ветка вела к нефтеперерабатывающему заводу.
В северо-западной части города, в идеально зеленом районе, стояли большие и дорогие дома. Они были достаточно удалены от шумного шоссе, от неприглядного старого завода, зато находились в непосредственной близости от полей для гольфа.
Мы повернули направо и оказались недалеко от аэродрома Игл-Крика. Несколько мгновений мы летели так низко над полями, что казалось, можно вытянуть руку и коснуться травы. Именно в такие моменты остро хочется верить, что пилот хорошо знает свое дело. Откуда ни возьмись появилась взлетно-посадочная полоса, и мы плавно приземлились.
Проехав мимо выставленных в ряд маленьких частных самолетов, мы въехали в ангар, который стоял в отдалении от других зданий. Как и «Гольфстрим», он был выкрашен в белый цвет, на нем не было никаких опознавательных знаков. Внутри него находились вертолет и черная патрульная машина, принадлежавшая, судя по надписям на ней, Дейтонскому отделению полиции. «Гольфстрим» подкатился к машине и остановился, заглушив моторы.
Было почти три часа дня. Перелет из Чарльстона до Игл-Крик занял ровно два часа. Я представил себе черный фон и белые цифры, ведущие обратный отсчет:
Выходя, мы попрощались с пилотом и бортпроводницей и сошли вниз. Меня тут же накрыла жаркая волна, как будто мы приземлились в тропиках. И пахло здесь соответствующе: керосином и изнемогающей под пеклом растительностью.
Я забрался в патрульную машину и сел на пассажирское сиденье. Тэйлор протиснулся на место водителя. Разделительной перегородки не было, и его кресло было отодвинуто назад насколько возможно, но все равно казалось, что Тэйлор пытается сесть в игрушечную машинку. Моя сумка и лэптоп были на заднем сиденье. Тэйлор завел мотор.
– Cью? – спросил я. – Ты мальчик по имени Сью.
– Вы о чем?
– О песне Джонни Кэша.
– Моим родителям больше нравится Мотаун.
– Ну, тогда Марвин? В честь Марвина Гэя. Марвин Тэйлор. Да, мне кажется, это хорошее сочетание.
Тэйлор засмеялся. Мы выехали из ангара, и звук двигателя стал больше похож на приглушенный рокот, чем на тарахтение. Солнечный свет заливал все вокруг, и я надел очки.
– Оставьте вы эту затею, Уинтер. Все равно не догадаетесь.
– Это похоже на вызов.
– Это не вызов, это факт.
– А ты готов свои слова подкрепить деньгами? Пятьдесят долларов.
– Пятьдесят? Это несерьезно. Как насчет двухсот?
– Ты уверен, что можешь позволить себе потерять двести долларов при твоей зарплате?
– Я точно не проиграю, – с утробным смехом сказал Тэйлор.
– Хорошо, вот тебе условия пари. Если я не угадаю твое имя к моему отъезду, я буду счастлив заплатить тебе двести баксов.
Я протянул руку, и Тэйлор снова мягко утопил ее в своей ладони.
– Можете прямо сейчас платить, Уинтер. Незачем зря терять время и силы.
Я улыбнулся и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь теплыми лучами солнца на лице.
– Будешь смеяться, я только что хотел сказать тебе то же самое.
6
Выехав с аэродрома, уже через пять минут мы были на главной улице города – Мейн-стрит. Мы двигались с юга на север и ни разу не превысили скорость. Первым зданием была церковь, а на первом же билборде красными полутораметровыми буквами было написано: «ИИСУС УМЕР ЗА ТЕБЯ! ТЫ ГОТОВ УМЕРЕТЬ ЗА НЕГО?»
Обычно, стоит только забраться так глубоко на юг, тебя со всех сторон обступает нищета. Маленькие города просто вымирают, как после чумы, и это факт. Повсюду заброшенные, полуразрушенные здания, сплошь и рядом видишь заколоченные окна и двери магазинов. Частные дома – обветшалые, с грязными, запущенными лужайками и заржавевшими заборами из проволоки.
Но в Игл-Крике все было совершенно иначе. Куда ни посмотри, везде свежеокрашенные строения, окна которых блестят чистотой. Дорога настолько ровная и гладкая, как будто ее перекладывали неделю назад.
Парк в центре города располагался в окружении сверкающих под полуденным солнцем зданий – больших и серьезных сооружений серого и белого цвета, так контрастирующих с приземистыми двухэтажными домами на всем протяжении Мейн-стрит. Это были здания суда, мэрия и библиотека.