– Нет, Димыч, – едко улыбаясь, сказал Коля, – зараза – это ты. Воспользовался тем, что я ещё сонный и наговорил мне с три короба! «Кроссовки новые и джинсы ни маме, ни папе, а тебе», – передразнил он. – А мама с папой их носят?
– Ну, когда за грибами едут. Я мог маме и папе что-нибудь другое привезти. Например, маме духи, папе – туфли, – резонно заметил Дима.
– У мамы духов, как в парфюмерном магазине, а у папы обуви, как на обувной фабрике. Если ты сейчас заговоришь о вещах и безделушках, то же самое. И всё благодаря твоим подаркам. Ты это и так привез.
– Колян, не пререкайся со старшим братом, – строго сказал Дима и кивнул на висящие на стене боксерские перчатки. – Вон, видишь, перчатки висят? Я же не всегда их надеваю.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю, – Дима лучезарно улыбнулся. – Отжаться не забыл?
– Не забыл. Ты уже, как в армии – «лечь-встать»!
– А вдруг ты туда всё-таки попадешь? Не так в новинку будет.
– Мальчики, вы вставать думаете? – в комнату зашла их мать. – Завтрак на столе, мы с папой вас ждем. Ведь опоздаете.
– Ма, ты представляешь, Димка меня сейчас так в лапти обул! – возмущенно начал Коля.
– Мамуль, я уже встаю, – Дима поднялся, поцеловал мать в щеку. – Я пошел в ванную, а ты, Коленька, можешь ябедничать сколько влезет.
– Очень нужно! Я одеваться пошел! Вот съем всё, пока ты умоешься! – пригрозил Коля.
– Разорвет. А мамуля для меня всё равно кусочек спрячет.
– Отжаться не забудь, Дима! – снова передразнил его младший брат. – Двадцать раз отжаться, двадцать подтянуться.
Мать ласково улыбнулась и покачала головой. Младшему «мальчику» она еле-еле доставала до плеча, а старшему давно уже не доставала.
Дима с удовольствием постоял под контрастным душем. Теплая вода расслабляла, холодная обжигала тело, заставляя все мышцы напрячься. От душа он окончательно проснулся. Дима улыбнулся себе в зеркало, показав крепкие зубы и порадовался, что пока все свои (очень не типично для боксера). Утро было хорошим, день тоже обещал стать удачным.
В кухне его уже ждали отец, мать и Коля. Дима поздоровался с отцом и сел на своё место. За завтраком все безобидно подшучивали друг над другом. Внизу под окнами посигналила машина. Отец взглянул на часы.
– Так, мне пора. Сергей приехал, – сказал он. – Коля, тебя подвозить?
– Мне сегодня в первый корпус, – ответил сын. – Ещё за Лехой зайти нужно.
– Как хочешь. Дима, тебя?
– Если можно, – кивнул Дима.
– Тогда собирайся быстро. Верочка, я сегодня, возможно задержусь. Ты до которого часа?
– До трех. Я тебе перезвоню.
Дима выходил из своей комнаты одновременно с братом. Он взглянул на Колю и улыбнулся: на нем были новые джинсы и у него была такая же спортивная сумка, как у брата.
– Дим, ты сегодня вечером к Леське идешь? – спросил Коля.
– Она сегодня дежурит. Я провожу её и вернусь домой. Ты что-то хотел?
– Ребята предлагали встретиться.
– Передай своим пацанам, что ни сегодня, ни завтра я не смогу. Сегодня мне просто неохота, а завтра я куда-нибудь схожу с Лесей.
– Договорились. А потом точно? – Коля просиял улыбкой.
– Точно, точно. Если хочешь, я ещё кого-нибудь приведу.
Коля ушел в университет, а Дима сел с отцом в служебную «Волгу», ожидавшую возле подъезда. По дороге отец и водитель перебрасывались короткими отрывочными фразами. Дима совершенно не интересовался их разговором. Задумавшись о чем-то своем, он смотрел в окно. Машина повернула к зданию института. Дима, до этого отрешенно рассматривавший улицы, тряхнул головой, будто отгоняя остатки сна, и повернулся к отцу. Максим Исмаилович улыбнулся.
– Глядя на тебя можно подумать, что ты спал с открытыми глазами, – сказал он сыну.
– Задумался.
– Ладно, задумчивый, приехали. Тебе выходить.
– Спасибо, – Дима взял сумку.
– Ты сегодня не задерживаешься?
– Не собирался. Я сегодня обещал к Лесе зайти и проводить её на дежурство, – при упоминании о Лесе, Дима быстро взглянул на отцовского водителя, но тот никак не прореагировал.
– Если где-нибудь застрянешь, перезвони, чтобы мать не волновалась.
– Обязательно. Пока.
Дима вышел из машины и быстро пошел к зданию института. Он был отлично сложен, походка его была твердой, уверенной. Максим Исмаилович посмотрел ему вслед и подумал, что сын вырос. Как-то слишком быстро вырос, слишком быстро стал известным. Даже не верилось. Вслух он сказал, обращаясь к водителю:
– Сдается мне, Серега, быть нам с тобой сватами. Вчера прилететь не успел, за трубку схватился, потом весь вечер то у вас, то у нас они вдвоем просидели. Сегодня, кажется, то же будет, пока Лесю на работу не проводит.
– Не знаю, не знаю, – водитель улыбнулся. – Дима ничего не говорит?
– Кроме того, что ты слышал, ничего. А Леся?
– Тоже молчит.
– Есть у меня подозрение, что узнаем мы о том, что они поженились только случайно или за полчаса до этого события.
– Перед фактом поставят, что через полчаса роспись. Одной нужно будет на дежурство бежать, другому – на соревнования ехать, а их нужно будет к ЗАГСу подвезти.
– У тебя тоже такие подозрения есть?
– А то они маленькие! Это они, пока в школе учились, в подъезде целовались. Теперь пришли к выводу, что в кровати – лучше. Самое главное, при этом они делают вид, что понятия не имеют о подобных отношениях.
– Это уж точно. Ну, если они надумают сдать внуков понянчить, я и Вера, в общем-то, не против. Пара из них выйдет хорошая. Как думаешь?
– Хорошая. И мы не против. Только странные теперь дети – на всё смотрят не так, как мы смотрели.
– Нашим родителям тоже так казалось.
– И с внуками, не знаю, получится ли вообще, – по лицу водителя пробежала тень.
– Извини, сорвалось.
– Дима знает? Может, стоит поговорить с ними обоими и пусть лучше друзьями останутся?
– Нас с тобой спрашивать не станут и без нас разберутся. Наверное, что-то да знает. По крайней мере, помнит, не таким уж маленьким был…
– Всё дело в том, что в последнее время Леся хоть и пытается не подать виду, да только заметно, что плохо ей.
– Подожди паниковать, Серега, – Максим Исмаилович повернулся к водителю. – Её же ещё тогда приговорили, а сколько лет прошло? Может быть, это временное?
– Дай-то Бог… Нина уже все глаза выплакала. Как Леся на дежурство, так она и в слезы…
Глава 3
Лолита проснулась с отвратительным ощущением тошноты. Это продолжалось уже три дня. Она поднялась с постели, набросила халат и пошла в ванную. Мать уже что-то готовила и бодро стучала ножом на кухне. Дверь материной спальни была открыта. На кровати лежал её периодический сожитель – Жорик, бармен из гостиничного ресторана. Он был на пятнадцать лет моложе матери, плотноватый, с широкой грудью заросшей густыми волосами, южными чертами лица. Когда появлялся, он вел себя так, словно был хозяином квартиры и всего, что в ней находится. Лолита тоже находилась в квартире, и Жорика ничуть не смущало то, что она – дочь его «возлюбленной». В один прекрасный день он это Лолите и объяснил. Лолита была не против. Ей нравился такой тип мужчин – самоуверенный, нагловатый, ни перед чем, как ей казалось, не останавливающийся, порой даже грубый. Когда в первый раз Лолита, для приличия, начала отказываться, он, без лишних объяснений, толкнул её на кровать, расстегнул брюки и сказал: «Хватить ломаться! И не говори, что ты ещё девочка!». Потом он овладел ею довольно грубо, без ласк, так, словно она была неодушевленным предметом, а, сделав своё дело, приказал будничным тоном: «Убирайся к себе, я спать хочу!». Сначала Лолита боялась, что будет, если узнает мать. Она узнала, покричала, поскандалила, но после объяснения Жорика, что если ей не нравится, он может и уйти, сразу же замолчала. Только время от времени мать, если находила очередные следы «хозяйствования» Жорика или он, не обращая внимания на её присутствие, тискал Лолиту, гневно сверкала глазами на дочь. Когда же Жорик уходил, мать, чуть ли не шипя, каждый раз выговаривала ей: