– Представляешь? – мрачно киваю. – Наверное, такого эпик фейла история еще не видывала.
– Пипе-е-ец, – тянет пораженно. – Так вы с ним в итоге спали? Или нет?
– Сказала же, нет! – повторяю оскорбленно. – Только целовались!
– И как?
– Что как?
– Ну как он целуется?
– Боже! Диляра! Это единственное, что тебя в данной ситуации волнует?!
Злит, что подруга не проникается моей трагедией. Ведь мне черт знает сколько времени предстоит жить в одном доме с человеком, который меня унизил! А ее только треклятые поцелуи заботят…
– Просто интересно… – оправдывается она, слегка пристыженная моим гневом.
– Фигово он целуется, – ядовито бросаю я, отпивая холодный чай. – На троечку.
Вообще-то это неправда, но уязвленное самолюбие требует отмщения. Понимаю, говорить гадости за глаза – так себе месть, но все же от этого мне самую малость становится легче.
– Да? – с сомнение выдает Диляра. – А с виду такой красавчик…
Нет, все-таки она меня раздражает. Может, нам не стоит так уж тесно общаться?
– При чем тут внешний вид?! – негодую я. – Это вообще ни на что не влияет!
– Ну прости-прости, – подруга наконец дает заднюю. – Я уже поняла, что ты этого Алаева на дух не переносишь.
– Вот именно! – продолжаю возмущенную тираду. – Он взбесил меня еще тогда, в клубе. Потом я узнала, что нам предстоит жить под одной крышей. Ну а вишенкой на торте безумия стала новость о том, что он учится в этом ВУЗе! – легонько ударяю ладонью об столешницу. – Как мне все это вытерпеть, а, Диль?
– Просто не обращай на него внимания, – советует, помолчав. – Живи так, будто его не существует.
– Легко сказать. А на деле? – фыркаю я. – Сегодня, например, я случайно вломилась к нему в ванную.
– Он был голый? – шея подруги вновь вытягивается.
– Да, – признаюсь нехотя.
От одних только воспоминания об обнаженных ягодицах Алаева к лицу приливает предательский жар.
– Ого! – Диляра задыхается от переизбытка эмоций.
– Если ты сейчас спросишь «и как?», я тебя ударю, – предостерегаю на всякий случай.
Лицо девушки обиженно кривится, и я добавляю:
– Расслабься, Диль, он стоял спиной.
– Блин, вот это жаришка у вас! – она посмеивается. – Но мой совет все равно остается прежним: игнорь его. Безразличие – это лучшее оружие.
Отламываю кусочек сахарного теста и, положив его в рот, задумываюсь. Наверное, Диляра права. Единственно возможный способ взаимодействия с Тимуром – тотальное игнорирование его царской персоны. Я видела, как студентки провожают его восхищенными взглядами, а друзья заглядывают в рот. Я же изберу совсем иную тактику: притворюсь, что этого самовлюбленного типа не существует. Уверена, это будет несложно, ведь он, как и я, вовсе не горит желанием налаживать родственные отношения.
Главное – не реагировать на его колкости и всегда (всегда!) стучать в дверь ванной перед тем, как ее открыть.
Глава 11
Тимур
– Я так скучала, – выдыхает Вероника мне в ухо, а затем с укором толкает меня кулачком в грудь. – А вот ты, Алаев, тот еще негодяй! Все лето не звонил!
В девчонке перемешиваются противоборствующие чувства. Ее губы жаждут поцелуев, а уязвленная женская гордость требует скандала. Первое мне гораздо выгоднее, чем второе, поэтому я спешу ввалиться в ее рот своим языком. Меньше разговоров – больше дела.
Вероника приятно пахнет ванилью, а ее тонкая талия призывно изгибается под моими руками. Мне нравится, какая она: чуткая, трепетная, откликающаяся по первому зову. Разлука, определенно, пошла нам на пользу.
– Мне кажется, ты чуток подросла за лето? – выдаю насмешливо, хлопая ее по заднице.
Ланская – полторашка. Ее рост едва дотягивает до ста шестидесяти. При моих ста девяноста двух это не очень удобно.
– На мне шпильки, дурачок, – улыбается она, демонстрирую острые каблуки своих туфель, которыми при желании можно проткнуть человека насквозь.
– Специально для меня надела?
– Еще чего! – фыркает. – Ты слишком много о себе мнишь, Алаев!
– Я много о себе мню, или ты много обо мне думаешь? – издевки над Ланской еще со школьных времен доставляют мне удовольствие.
Вероника – вроде как моя бывшая. Все старшие классы мы то встречались, то расходились, то снова становились парой. В общем, драма по классике. Любовь-ненависть. Ненависть-любовь.
В конце одиннадцатого мы разругались, как нам тогда казалось, окончательно. Во время экзаменов даже не разговаривали. Правда потом, на выпускном, страстно-бурно примирились, но это никак не повлияло на мои планы. Я не хотел продолжать наши отношения. Собственно, поэтому и не звонил.