Через пару минут я все же нахожу свою сумку и, дабы не терять время, решаю измерить сахар и вколоть инсулин прямо здесь. Вряд ли в разгар вечеринки кто-то из ребят сунется в «гардеробную». Тем более, что при входе в дом лежит целая стопка шерстяных пледов: если надумают выйти покурить – обмотаются ими.
Прикидывая в уме, сколько кусков шашлыка осилю, я обрабатываю антисептиком руки и привычным движением замеряю уровень сахара в крови. Затем достаю шприц-ручку, насаживаю на нее новую иглу и, задрав водолазку, вкалываю в живот нужную дозу инсулина.
Завершив процедуру, утилизирую иглу в специальный контейнер и прячу все свое медицинское добро обратно в сумочку. Остается надеяться, что, пока я копалась, ребята не съели весь шашлык. А то придется ужинать заветрившимися роллами.
Дергаю ручку двери и неожиданно обнаруживаю, что она заперта. Дергаю снова – не поддается. Странно. Я точно помню, что не закрывалась, просто прикрыла дверь. Так, с какого перепуга она вдруг не двигается?
Нахмурившись, принимаюсь крутить вертушок. Туда-сюда-обратно. Эффекта ноль. Ручка неподвижна. Ее будто чем-то подперли с той стороны. Понимаю, звучит как бред, но других предположений у меня попросту нет.
Налегаю на дверь всем телом. Потом пробую толкнуть ее с разбегу – ничего не выходит. Я в ловушке. Запускаю руку в задний карман джинсов, и вдруг с ужасом вспоминаю, что отдала телефон подругам для фотосессии. Холодею. По позвоночнику вместе с липким потом струится паника.
Дело дрянь.
Я только что вколола приличную дозу инсулина, и, если в течение пятнадцати минут что-нибудь не съем, уровень сахара в крови снизится до критический значений. А это чревато гипогликемией.
Снова атакую дверь. На это раз со всей мощью, на которую только способна. Уж лучше нанести урон дизайнерскому ремонту Верещагиных, чем застрять здесь и впасть в гипогликемическую кому.
Однако, сколько я ни наседаю, сколько ни дергаю ручку, сколько ни посылаю проклятий, дверь по-прежнему остается запертой.
Отхожу вглубь комнаты и, схватившись за волосы, начинаю мерить шагами пространство.
Думай, Лера, думай. Ты же умная. Ты должна найти выход.
Мысли мечутся, как вспугнутые птицы. Руки дрожат. Сердце колотится так бешено и неровно, что мешает дышать. Я никак не могу успокоиться. Вместо того, чтобы выстроить в голове адекватный план действий, тревожусь об утекающем времени.
Сколько уже прошло? Минут десять? Пятнадцать? Как долго я смогу протянуть? Скоро ли появятся первые признаки дефицита глюкозы?
Блин! Как же страшно!
Остановившись, делаю серию глубоких вдохов и медленных выдохов. Это помогает нормализовать дыхание и немного усмирить панику. Что мне сейчас поможет? В принципе любая еда. Но лучше всего – какой-нибудь леденец или пакетик сока. У меня ничего из этого нет, да и пачка таблеток с глюкозой осталась в другой сумке. Но, может, нечто похожее есть у других?..
Понимаю, что с точки зрения этики рыскать в чужих вещах – форменное безобразие, однако иного выхода я не вижу. Когда вопрос о здоровье стоит ребром, приходится жертвовать приличиями.
Перебарывая нравственный протест, принимаюсь заглядывать в рюкзаки, сумки и карманы сложенных на кровати курток. Чего я там только ни нахожу: косметика, презервативы, документы, деньги. Во внутреннем кармане одного плаща вообще обнаруживается кулек с ношеными носками. Но ни конфет, ни сладких напитков нет. Тотальный голяк.
Разочарованно выдохнув, подхожу к мансардному окну и кручу ручку. Мне снова не везет: оно отворяется только на ширину режима проветривания – снизу и сверху одновременно. Так просто отсюда не вылезешь. А если и вылезешь – под ногами лишь покатая черепичная крыша. Спускаться по такой – сомнительный квест.
Просовываю голову в образовавшуюся щель и смотрю вниз. В лицо ударяет прохладный воздух, пропитанный запахами осени.
- Помогите! – надрывая голосовые связки, кричу я. – Кто-нибудь! Помогите!
Напрягаю слух, но по перепонкам бьет лишь музыка, играющую на первом этаже дома. Она безумно громкая, поэтому надежда на то, что меня кто-нибудь услышит, ничтожно мала.
Снова повторяю свой зов о помощи и внезапно ощущаю сильное головокружение. От греха подальше отшатываюсь от окна и мешком оседаю на кровать, прямо в месиво распотрошенных мной курток.
Картинка перед глазами плывет и мажется. Светильник, на котором я пытаюсь сфокусироваться, кажется каким-то неоднородным. Его контуры подозрительно дрожат.
Это нехорошо. Это очень нехорошо!
Тру веки. Про себя считаю до десяти, пытаясь отвлечься, но ничего не выходит. Сердце разгоняется еще сильнее. Ладони становятся влажными. Знобит. К горлу подкатывает тошнота, а где-то в животе вихрем закручивается болезненный спазм, состоящий из голода и волнения.