Теория обороны
- Ну, внешность мы, конечно, напишем последней, - сказала та девочка, что повыше. - Да, согласилась вторая, а первой мы напишем честность. - Или надежность? - спросила первая. - Нет, сказала Таня, честность. Надежность дело такое, а честность - это всегда приятно. Даже если подведет, например, но скажет об этом честно. - Тогда надежность второй, - сказала Инна. - И еще, деньги мы куда пишем? - Совсем последними, - сказала Таня, - даже после внешности. Высокой девочке явно хотелось как-то возразить, но она постеснялась и написала на красиво оформленном листе: "Деньги", в самом низу, так, что буквы получились слегка приплюснутыми. - Надо было писать не "деньги", а "финансовое состояние", - сказала Таня, - ну да ладно, это же все равно только для нас, поймем. Качели поскрипывали, и ей представлялось, что они с подругой плывут в лодке по заросшей травой маленькой речке. "Под скрип уключин", - подумала она. - Еще куда-нибудь в конец надо написать "родители", в том смысле, кто у него родители, - сказала Инна. - Ну это перед внешностью, - сказала Таня. - Ты в смысле - где работают или какое воспитание у него? - Я в обоих. - Тогда пиши перед внешностью. Инна написала и спросила: еще что? - Ум, - сказала Таня. - Таланты. - Одно и тоже, сказала Инна. Нет, - Таня оттолкнулась ногой, и качели издали протяжный плачущий звук, - нет, ум - это как себя ведет, а таланты - это пение там, математика. Что куда? - спросила Инна. - Что у нас там наверху? "Честность", "Надежность". - Ну вот и пиши: "Ум", а потом - "Одаренность". Не отрываясь от выведения букв, Инна левой рукой почесала коленку, лист выскользнул и упал в траву, девочка соскочила, подняла его, отряхнула с изнанки комочек весенней грязи и села обратно. - Еще "спортивность", сказала Таня. Инна посмотрела на подругу и ухмыльнулась: - Это ты, дорогая, рассматриваешь частный случай. - Нет, сказала Таня, смутившись, - это же и здоровье, и как движется, всякое такое. - Если по серьезному, - сказала Инна, - это как-то не очень важно. - Ну, напиши там поближе к концу. Перед родителями или что там. Инна написала. Посреди списка оставался еще небольшой зазор. - Ну что, все? - спросила она. - Да вроде, - сказала Таня, - из таких главных вещей вроде все. - Ты думаешь, надежно? - Ну, смотри, все надежнее, чем до сих пор. До сих пор мы влюблялись как попало, особенно ты. - Ну уж особенно я! - Ну, прекрати, ты же понимаешь. И все получалось плохо, потому что мы не могли оценить; a теперь можно будет сразу посмотреть, поставить баллы и знать, хоть стоит или не стоит. - Какой у нас проходной будет? - спросила Инна. - А сколько их всего? - Таня изогнулась и заглянула в разрисованный лист. Инна потыкала ручкой в пункты. - Восемь. Ну вот если восемь на пять это сорок, пусть хоть тридцать будет. - Не много? - спросила Инна с сомнением в голосе? - Много? - Taня слезла с качелей и смотрела на подругу печально. - Да нам надо вообще меньше, чем на сорок, не соглашаться! Но такого человека я знаю только одного. Тебе он не подойдет. - У него не сорок, - сказала Инна, - они бедные, он только с папой живет, ты видела их машину? - Ну и что, - сказала Таня, - зато у него за другое надо шестерки ставить. Короче, пусть будет тридцать проходной. Посмотрим еще, что у нас получится. Слушай, сказала Инна, вот еще: чтобы он нас любил, как мы это пишем? Таня подняла сумку с детской скамеечки, посмотрела себе под ноги и сказала: А что тут писать? Так и пиши - "Любит". Третьим пиши. Или четвертым.
Мы вместе
Я сегодня, знаешь, пережила очень странное ощущение. Я шла ко второму уроку, мне было читать в шестом Б, это вообще-то не мой класс, я не слишком себе представляла, где Елена с ними остановилась, и вот я шла и пыталась угадать, и тут вдруг возникает странное чувство: что вот только что, буквально несколько шагов назад, я сделала что-то странное и не заметила. Дикое ощущение, потому что я вообще ничего не д е л а л а, я просто шла, да? - но мне ясно, что я сейчас что-то такое... И я останавливаюсь и начинаю как бы отматывать назад и вдруг понимаю, что я странно ступила несколько шагов, - не прямо-прямо, а как-то вправо, а потом влево. И я оборачиваюсь и вдруг вижу, что все люди вот на этом месте берут в сторону, а потом обратно, и тут я понимаю, что на асфальте просто лежит мертвый голубь, и мы все его обходим, так вот, понимаешь, большинство из нас обходит не просто бессознательно, а даже не заметив самого голубя, обходит просто потому, что все остальные что-то обходят, и мы подражаем. Я потом, знаешь, весь день думала: мы просто подражали, настолько, что если бы голубя, скажем, унесла у нас из-под ног кошка, то люди бы еще несколько секунд там обходили, просто по инерции.
Пенальти
"Послушайте," - сказал Олег врачу, - "но хоть почему он это делает? Есть же причина какая-то, ну почему?" Врач на все вопросы отвечал мягко и очень внимательно, но Олег чувствовал, что эта мягкая внимательность является отчасти заученной, и не раздражался, понимая, что все родители в их ситуации задают одни и те же вопросы, и от личности спрашивающего ответ совершенно не меняется. - "Мы не знаем," - сказал врач. - "Есть несколько теорий, несколько версий, но все они одинаково схоластические, их даже не имеет смысла пересказывать. Пожалуйста, Олег Александрович, я понимаю, как Вам трудно, но попробуйте научиться делать две вещи: жить с настоящим и надеяться на будущее. Мы оба понимаем, что Вашей жене сейчас еще труднее, чем Вам, и я искренне Вам сочувствую, поскольку на Вас ложится как бы двойной груз. Но на самом деле сейчас надо думать только об Алике, только об интересах Алика." - "Да," - сказал Олег, - "это понятно." - "Мы с вами знали," - сказал врач, - "что такое развитие событий возможно, но надо еще и помнить, что все эти явления могут в один день прекратиться, ровно так же, как и начались. И могут после не возобновиться никогда, - ну, или возобновляться очень нечасто. Сейчас надо сделать все, чтобы его обезопасить, это самое главное." - "Я правильно понимаю," - спросил Олег, сглотнув, - "что он не может повредить... другим? Например, Алене?" "Совершенно," - сказал врач, - "абсолютно, совершенно. Поймите, я знаю, это ужасно звучит, но это факт: Ваша жена, как и Вы, как и все остальные, для него просто не существует. Вся агрессия аутистов направлена только на себя." - "Агрессия," - проговорил Олег, - "Господи, ему три года, откуда у него агрессия? Mы даже подумали сначала, что это какой-то припадок, эпилепсия, что-то такое, что это конвульсии, ну невозможно же представить, что трехлетний мальчишка колотится головой о кровать..." - Врач сделал пол-шага вперед и взял Олега за локоть. "Олег Александрович," - сказал он, "послушайте меня. Вот этих вопросов надо избегать. Надо просто делать все, что можно, вы поверьте моему опыту, это очень важно, и для Вас и для Алены..." - "Николаевны," - сказал Олег. - "Николаевны. Вот папка, смотрите, это информация об ОПДАР - "Организации по поддержке детей-аутистов и их родителей". Вам надо как можно скорее обратиться к ним. Простите за неловкий вопрос - вы не очень стеснены финансово?" - "Они что, платные?" - спросил Олег. - "Нет," - сказал доктор, - "нет, что вы, я к тому, что они вам расскажут, где купить специальную мебель, чтобы все было мягкое, где купить на случай каких-то явлений для него защитные перчатки или мягкий ристрейнер, это такой способ фиксации, они вам все расскажут и покажут, у них и аптека своя, со скидками по нашим рецептам, вам нужно постоянно держать с ними связь. И, может быть, вам обоим хорошо бы было походить в группу поддержки. И лекции их вам надо слушать обязательно, надо ходить при каждом случае, даже если..." - "Доктор," - сказал Олег, - "сделайте милость, скажите, Вы смотрели "Шоколад"?" - "Нет," - сказал доктор, - "нет, я не смотрел". - "Это чудная комедия, совершенно чудная, я Вам очень рекомендую, совершенно прелестный фильм", - сказал Олег и пошел к выходу из отделения.