– …И вот они выбирали для себя это время и уезжали куда-нибудь.
– Извините, а вы съедобны?
– Вы со своей едой говорите?
– Кто его знает. Я вообще не понимаю, еда ли это.
– В очень примитивных обществах даже такое было немыслимо; там позволялось отдыхать всего несколько дней в году!
– Но я полагал, что примитивные общества вполне…
– Имеются в виду примитивные индустриальные общества. Почувствуйте разницу. И хватит уже в эту штуку тыкать! Ты ее помнешь!
– А она съедобна?
– Съедобно все, что можно сунуть в рот и проглотить.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Ну так спроси, придурок!
– Я только что спросил.
– Да не ее! Ох, ну что за дрянь ты себе секретируешь? Тебе не стыдно показываться на людях? Где твой умишник или терминал? Ой, да что угодно!
– Ну, я просто…
– Ясно. И что, все переставали работать одновременно?
– Нет, конечно. Если бы все одновременно бросили работать, всё бы остановилось.
– А-а, ну да.
– Но иногда выпадали дни, когда инфраструктура обслуживалась сокращенным, минимально необходимым числом сотрудников. В остальное время в отпуск уходили в порядке очередности. В разное время, в разном месте, как вы можете догадаться.
– А-га-а…
– А сейчас отпуском, или выходными, называется время, когда мы остаемся дома, потому что иначе не представлялось бы возможным всем собраться вместе. Мы бы не знали своих соседей.
– Я их и так не знаю…
– Да мы все непоседы.
– Сплошной отпуск.
– В старом смысле слова.
– И гедонисты.
– Ноги зудят.
– Ноги зудят, лапы зудят, плавники зудят, усики зудят…
– Концентратор! Это съедобно?
– …зудят газовые мешки, ребра зудят, крылья зудят, ласты зудят…
– Ладно. Думаю, смысл понятен.
– Концентратор? Эй?
– …зудят хваталки, зудят слизевые гребешки, зудят выдвижные колокола…
– Да хватит уже!
– Концентратор? Алло? Концентратор? Тьфу, у меня терминал не работает! Или Концентратор не отвечает.
– Может, он решил взять отпуск.
– …зудят плавательные пузыри, зудят мускульные оборки, зудят… Мм, в чем дело? У меня что-то в зубах застряло?
– Самомнение.
– Вот с этого мы и начинали.
– Уместное замечание.
– Концентратор? Концентратор?! Ну надо же! Никогда раньше со мной такого не…
– Ар Ишлоер?
– Гм?
К нему обратились по имени. Кабе обнаружил, что помимо воли впал в какой-то дремотный транс, это частенько случалось на подобных сборищах, когда беседа – точнее, несколько одновременных разговоров – оплетала его диковинным, чужацким, человеческим смыслом, так что было сложно уследить, кто и о чем говорит.
Он точно помнил произнесенные слова, но с трудом вычленял скрытый в них смысл и все время чувствовал непонятную отстраненность. Если только чары не разрушались, как сейчас, когда его окликнули по имени.
Он стоял в верхнем танцзале церемониальной барки «Солитон» в компании нескольких сотен существ, по большей части людей, хотя не все имели человеческий облик. Выступление композитора Циллера – концерт для древнего челгрианского музаикона – окончилось получасом раньше. Музыка звучала печально и сдержанно, в тональности с настроением вечера, но композитора встретили бурными аплодисментами. А теперь все принялись есть и пить. И болтать.
Кабе прибился к гостям, собравшимся вокруг одного из буфетных столов. В теплом благоуханном воздухе звучала негромкая музыка. Над головами собравшихся нависал купол из дерева и стекла, оборудованный какими-то старинными светильниками, далекими от полноты спектра, но заливавшими все вокруг приятным теплым сиянием.
С Кабе заговорило кольцо в носу. Впервые оказавшись в Культуре, Кабе отрицательно воспринял идею имплантации коммуникатора себе в череп (или в любую другую часть тела). Единственной вещью, с которой Кабе почти не расставался, было родовое кольцо в носу, поэтому ему изготовили идеальный дубликат, служивший теперь терминалом.
– Простите за беспокойство, господин посол. Это Концентратор. Вы ближайший к господину Ольсулю гость. Будьте так любезны, сообщите ему, что он обращается не к терминалу, а к обычной броши.
– Да-да, конечно.
Кабе обернулся к молодому человеку в белом костюме, который озадаченно вертел в руках украшение.
– Господин Ольсуль?
– Ага, я слышал. – Юноша, отступив на шаг, окинул хомомданина удивленным взглядом.
Кабе сообразил, что юноша первоначально принял его за скульптуру или замысловатый предмет мебели. Это случалось не так уж и редко. Вопрос масштаба и степени неподвижности. Блестящему черному пирамидообразному трехногому иномирцу ростом более трех метров трудно выглядеть своим в обществе худощавых матовокожих двуногих ростом от силы два метра. Молодой человек, сощурившись, продолжал изучать брошь.