Стукачество. Он знаком с тем, как в криминальных кругах поступают с доносчиками. В стокгольмском пригороде Ринкебю он видел восемнадцатилетнего парня с дыркой от пули во лбу и вырезанным языком. Его нашли в мусорном контейнере две восьмилетние девчушки, искавшие выброшенные игрушки.
Шпионить, следить. Кондиционер снова включен, но ему все равно кажется, что тело нагрелось и как бы покрыто маслом, как после массажа в дешевом салоне. Он смотрит на пальмы в саду вокруг дома Петера Канта, края зеленых листьев стали коричневыми и кажутся в солнечном свете острыми, как заточенные лезвия.
Тим берет камеру с заднего сиденья, выходит из машины, достает из багажника жесткую подстилку и идет к дому. Солнце палит уже не так сильно, но зной все еще ощутим, и он старается подавить приступ чихания, вызванный быстрым переходом от холода к теплу.
Он останавливается у ворот, осматривается, хватается за верхний край стены, старательно избегая осколков стекла, которые ему видны. Подтягивается. Земля за стеной круто уходит вниз рядом с мраморной лестницей и въездом в гараж к кустам и огромному кактусу с колючками в десять сантиметров длиной. Край стены густо утыкан осколками. Он спрыгивает обратно, набрасывает на стену подстилку и снова подтягивается наверх. Переползает стену, чувствуя под собой стекла, спрыгивает, ему удается удержать себя в вертикальном положении, когда тело скользит по склону, и приземляется на ноги. Перетаскивает к себе жесткую подстилку и идет к дому, вдоль стены, вниз по лестнице, окруженной выложенными там и сям каменными плитами и цветущими белыми розами.
Черный бассейн.
Пропасть, о которой говорил Кант.
Бассейн и на самом деле кажется бездонным. Вокруг стоят шезлонги из нержавейки с мягкими светло-лиловыми матрасами и подушками-сидушками.
Темная комната с черными диванами за высокими стеклянными дверями, прямо напротив вездесущего моря. И небо, которому мешает встретиться с морем четкая белая линия горизонта, которая, кажется, умышленно держит разделенными землю и воздух.
И здесь картины на стенах. Серия из четырех портретов Мерилин Монро в разных оттенках зеленого работы Энди Уорхола. Слева лестница, ведущая на второй этаж, где они сидели с Петером Кантом.
Тим колеблется. Подняться по лестнице в гостиную? Или пройти мимо бассейна. Там открыта дверь в сад, и он догадывается, что она ведет в супружескую спальню и там, вероятно, что-то происходит между Наташей и тем, с кем она приехала, если это была она. Но она и ее спутник вполне могут быть и наверху, в кухне, делать салат, поджаривать кусок лосося.
Он ничего не знает о Петере Канте. О Наташе, об их жизни. Ему надо быть настороже, но он и так всегда начеку.
Петер Кант.
Его сдержанное отчаяние. Переменчивость, взмах рукой.
Этот дом заполнен произведениями искусства, которые стоят миллионы, его машина, все его имущество. Его одежда и обувь, которые сам он наверняка считал «приглушенным» стилем, на самом деле были типичными для немцев – обитателей этого района и явно демонстрировали наличие денег.
Тим быстро идет вдоль бассейна. Никакого смысла прятаться. Невозможно пробраться с одной стороны бассейна на другую так, чтобы тебя не заметили, если вдруг кто-то появится в комнате с черными диванами.
Он приближается к открытой двери.
Слышит звуки.
Стукач.
Ему придется это сделать, он уже слышит. Осторожно подходит к двери, заглядывает и видит их. Двоих, занимающихся любовью. Спина женщины в нескольких метрах от него, Наташа Кант, должно быть, это она, верхом на молодом мускулистом мужчине. Они оба стонут, но во всем акте присутствует какая-то сдержанность, настороженность. Он вынимает камеру, фотографирует их на белой простыне, в белой комнате, на белой кровати, над которой Петер Кант повесил белые монохромные картины.
Это Наташа?
Она движется быстрее, стонет громче, соскальзывает с мужчины, поворачивается, и Тим пугается, что она его увидит, но замечает, что он инстинктивно сдвинулся назад и попал в «слепой угол» за гардиной. Он их видит, а они его нет.
Она еще красивее, чем на фото. Светлые волосы блестят, лицо приобрело еще более четкие контуры, но стало мягче. В ее чертах нет никакого диссонанса. Только гармония. Мужчина садится. У него именно такое лицо, какие нравятся женщинам, похож на Райана Гослинга, подбородок, рот и брови – три горизонтальные линии, а нос – четкая вертикаль. Рыжеватые волосы зачесаны назад, коротко выстрижены над ушами. Наташа становится на четвереньки, и он входит в нее сзади. Начинает толчки медленно и мягко, потом быстрее, жестче.