Амина не волновали плохие отметки сына. Накануне преподаватель вызвал в школу Матильду и сказал, что Селим бездельник и что он не получит степень бакалавра. Амин тоже ее не получил.
– И знаешь ли, неплохо себя чувствую, – доверительно сообщил он сыну.
Отец повел его на производство. В душных теплицах, в раскаленных складских помещениях, где в машины загружали ящики с рассадой, Амин подробно перечислял все, что вскоре достанется Селиму. Судя по всему, он ждал, что на лице сына, когда он осознает, что это владение однажды достанется ему, появится выражение гордости и тщеславия. Но Селиму было скучно, и он не смог это скрыть. В тот момент, когда отец рассуждал о новых технологиях в ирригации, в которые надо будет вложить средства, Селим заметил валявшуюся на земле пластиковую бутылку. Ловким ударом ноги он, не раздумывая, послал ее парнишке, стоявшему у стены и с восторгом принявшему пас. Амин отвесил сыну подзатыльник:
– Ты что, не видишь? Люди на работе.
Он стал ругаться, громко сетуя на то, что Селим не такой серьезный, как его сестра, чей единственный недостаток состоит в том, что она женщина.
Аиша, снова Аиша. При одном упоминании имени сестры Селим приходил в ярость. Когда четыре года назад она уехала во Францию, Селим испытал огромное облегчение. Наконец срубили дерево, в тени которого он прозябал, и теперь, обогретый солнцем, он мог нормально расти. Но в тот вечер Аиша должна была вернуться.
В сентябре 1964 года Аиша приехала в столицу Эльзаса. Прежде она и вообразить не могла, что зима может наступить так рано, а ее предвестники – низкое серое небо и долгие, на весь день, дожди – появятся уже в октябре. Все свое детство Аиша с благоговейным вниманием слушала рассказы матери об Эльзасе, но ей не приходило в голову, что это в какой-то степени и ее родина, что она – ее частица. По правде говоря, она думала, что мать рассказывает истории о вымышленной стране, о сказочном крае, где люди живут в маленьких деревянных домиках и питаются исключительно пирогами с черносливом. Страсбург показался ей очень красивым, а его жители – сплошь богачами, на нее произвели сильное впечатление мощеные улицы, темно-коричневые брусья фахверка, величественные памятники, а больше всего – знаменитый собор, более грандиозный, чем самая грандиозная из известных ей мечетей: в первое время она часто и подолгу там сидела. Она снимала маленькую комнату на самой окраине города, в новом районе со стандартными безликими домами. Хозяйка, мадам Мюллер, встретила ее неласково и сразу же заговорила приказным тоном. Она получила от Матильды слезное послание: она-де сама эльзаска и поручает дочку заботам мадам Мюллер. Но когда в вестибюле мадам увидела Аишу с курчавыми волосами, со смуглым, загорелым на солнце лицом, она решила, что ее обманули, обвели вокруг пальца. Она не любила ни своих сограждан французов, ни иностранцев. Предпочитала говорить только на эльзасском диалекте, и сама мысль о том, что ей придется поселить в своей квартире подобную девицу, приводила ее в негодование. Показывая Аише помещение и объясняя, что и как работает на кухне, она осведомилась:
– Получается, вы тоже эльзаска?
– Да, наверное. Видите ли, моя мать отсюда родом, – ответила Аиша.
– Из Страсбурга?
– Нет, из других мест.
– Откуда именно?
Аиша покраснела от смущения и, заикаясь, пробормотала:
– Не помню.
Мадам Мюллер не могла пожаловаться на жиличку, которую за глаза звала африканкой. Ей пришлось признать, что девушка она серьезная и все свое время посвящает учебе. За четыре года в Страсбурге Аиша ни разу никого к себе не приводила и крайне редко куда-нибудь выбиралась по вечерам. Она либо ездила в университет, либо корпела над учебниками, сидя за кухонным столом, – вот и все, чем она занималась. Выходила прогуляться, только когда так уставала, что нуждалась в разминке и глотке свежего воздуха, либо когда кончалась еда и пора было заглянуть в супермаркет. В такие моменты Аише казалось, что она невидимка, и если кто-то заговаривал с ней или просто на нее смотрел, она страшно удивлялась. Приходила в оторопь: как это кто-то сумел ее разглядеть? Она думала, что остается незамеченной – в буквальном смысле. Ей пришлось всему учиться: как жить в городе, жить одной, готовить, вести хозяйство. Учиться не спать по ночам, повторяя пройденное. Лицо у нее поблекло, приобрело тусклый землистый оттенок. Под большими черными глазами залегли синеватые тени.