Девушки ничего не ответила. Она притаилась, как заяц, учуявший поблизости волка. Артём решил не отступать на половине пути.
– Я что-то не так сказал или сделал?
– Я не знаю, можно ли тебе доверять, – сказала она.
– Доверять альбом? – на всякий случай уточнил он.
– В принципе доверять.
– Феликс, мне можно доверять? – спросил Артём у бармена, стоявшего по ту сторону столешницы в сияющем окружении бутылок с ликёром.
– Первый раз тебя вижу, парень, – ответил Феликс без намёка на улыбку. – Не ты ли воруешь солонки со столов?
– Нет, я украл только твоё чувство юмора, – сердито отреагировал Артём. – И кстати, слово «чаевые» навсегда исчезло из моего лексикона.
– Тогда как ты его сейчас произнёс?
Уязвлённый Артём представил, как швыряет в говорящую голову с бородкой вазу с мороженым.
– Вот сейчас точно исчезло.
– Ой, не надо, не разоряй меня. – Феликс сложил руки на груди. – Здесь я должен встать на колени. Давай представим, что я это сделал.
Артём не рискнул наполнить иным содержанием фразу о стоящем на коленях мужчине, как бы его ни подталкивало к этому дурное воспитание. Мог запросто и совершенно справедливо получить вред средней тяжести. При росте метр восемьдесят один он весил семьдесят шесть килограммов. Против девяностокилограммового тридцатилетнего Феликса ему не продержаться и одного раунда.
– Твой сарказм умилителен. Мог бы просто сказать, что мне можно доверять.
Девушка молча подвинула к нему открытый альбом. Забыв о невразумительной стычке с бариста, Артём вгляделся в рисунок. На разворот страницы втиснулся старый, перекинутый через реку железнодорожный мост. Пролёты арочных ферм держались на каменных опорах, выраставших из неспокойных вод. Несколько карандашных штрихов с мрачной достоверностью передавали холодное равнодушие грязной воды. За последним, иллюзорно изогнутым пролётом чернел безлюдно-мертвенный противоположный берег.
Длинные полоски рельсов тянулись внутри арок безупречной линией. На единственном железнодорожном полотне между чёрточками шпал спиной к зрителю стоял человек. Карликовая в сравнении с размерами конструкции моста фигура расставила ноги и выставила вперёд руку в останавливающем жесте. Навстречу ей из чрева моста выныривал одинокий локомотив. На бумаге их разделяли сантиметров десять. В реальной ситуации – метров сто. Вполне достаточное расстояние, чтобы успеть отпрыгнуть на насыпь и отделаться ссадинами. Однако Артём не без страха почувствовал, что человек не собирался спасаться. Что изначально губительная попытка остановить железного монстра для него важнее собственной жизни.
Автор придал односекционному тепловозу искажённые бешенством черты человеческого лица. На привычный облик локомотива натянули гигантских размеров человеческую кожу. Сквозь жутковатые дыры посмертной маски темнели куски истинной обшивки. На встречном ветру змеились лоскуты омертвевшего пергамента. Не похоже, что локомотив снижал скорость. Напротив, выдавливал из себя как можно больше оборотов. Артём непостижимым образом знал это. Не хотел бы он встретиться с адским механизмом, пусть и находясь в безопасности подальше от рельсов.
На мгновение Артём задумался, не выглядел ли поезд из его кошмаров похожим образом.
Он поразился кропотливой прорисовке незначительных деталей. Под увеличительным стеклом на рисунке могла обнаружиться масса новых элементов.
– Почему этот мост кажется мне знакомым? – сказал он, нахмурившись.
– Так он выглядел в начале двадцатого века на снимках Прокудина-Горского[3]. Из оригинальных предметов до наших дней сохранились только опоры. Да и те расширены за счёт разобранных ледорезов. Ну и само собой, мост давно перестроен под два пути.
– Из тебя получится прекрасный краевед. Это же наш железнодорожный мост через Каму?
– Да.
– Ты хорошо рисуешь… – Он картинно замолчал, давая девушке возможность назвать себя. Но девушка или не поняла, чего он от неё хотел, или не желала подыгрывать ему. Пришлось прямо спросить: – Как твоё имя?
– Агата.
– Тебе нравятся мосты, Агата?
– Мне нравится место, с которого открывается этот вид. Там безлюдно, – подчеркнула она важную для себя подробность.
– Пустырь за трамвайным депо? – спросил он, и тут же сам ответил: – Раньше там бездомные в палатках жили, пока их табор не разогнала полиция.
– Кому пустырь, а по мне неухоженный парк. – Агата небрежно пожала узкими плечами. Он отметил, что её скованность дала серьёзную трещину.