– О, господи! – ахнула женщина голосом неожиданно грудным и низким для ее, казалось, почти бесплотного тела. – Разве так можно, дурачок? Ну, чего тебе, чего? – Она смело протянула руку к черному носу. – А тощий какой! До чего, сволочи, довели собаку! – Она присела перед псом на корточки и запустила пальцы в шерсть на шее.
Пес стоял неподвижно и как-то обреченно, но неожиданно рядом с ними возник, будто ниоткуда, невысокий лысоватый старичок с русским носиком-луковкой. Пес вздрогнул, а старичок внимательно посмотрел на женщину с собакой и как-то укоризненно покачал головой.
– Ох, нехорошо, нехорошо. Ни к чему все это. – Он вскинул голову к хилому солнцу, почти севшему на портик дома на холме. – Да и время неподходящее. Нынче у нас июнь, значит, июль, август, сентябрь, октябрь… да нет. Пожалуй, только сентябрь и остается. Негусто. – Он еще немного подумал, вздохнул, но потом совершенно спокойно поднес к своему курносому носику руку с часами. – Однако, чего там… Вон уж и первый автобус приехал. – И старик, проворно перебирая ногами, поспешил на верхушку холма. Посередине пути он вдруг обернулся и хитро погрозил пальцем куда-то вдаль.
– Нет чтоб помочь, – вздохнула женщина, но невольно посмотрела в сторону дома. Теперь его было почти не видно от слепившего глаза света, но пес точно так же отчетливо, как и детали домиков на противоположной стороне тракта, видел развевающиеся синие ленты шляпы, небрежно брошенной на подоконник второго этажа, слышал шорох туго накачанных велосипедных шин по гравию и ломающийся капризный мальчишеский голос. Он знал, что и это мираж, и стоит только немного приблизиться, как все исчезнет, но перебежать сейчас на другую сторону шоссе было невозможно: легкие пальцы все еще лежали у него на холке. Он посмотрел женщине прямо в лицо и завыл, заскулил раздирающим душу обиженным воем.
Женщина прикусила губы и отдернула руку.
– Ну ты пойми, пойми, – горячим быстрым шепотом заговорила она, – куда мне тебя? Всех не подберешь, и денег… они то есть, то их нет. А тебе одного мяса сколько надо! – Но пес продолжал упорно подвывать, не сводя с женщины рыжего взгляда. – Нет, не могу, не могу, и не проси… Но такое место, надо же, такое место, и он, словно душа чья-то оттуда… – Женщина вдруг топнула сандалией, подняв фонтанчик даже сюда долетавшей придорожной пыли. – Пошли скорей, а то передумаю, и сама потом всю жизнь буду мучиться, – почти зло закончила она, и потянула пса через дорогу к остановке автобуса.
Сжатый со всех сторон клетчатыми сумками на колесиках, сквозь мутное стекло дверец он, однако, видел, как разноцветными тряпками замелькали поля люпинов, цветом от голубоватого до густо-фиолетового. От них пахло ромом и разгулом. Кое-где мыкались бурые стада коров, но чаще автобус провожали неутомимым жеванием важные козы с янтарными глазами.
Через полчаса они оказались в пустынном придорожном поселке. Дом, вернее, его обитаемая половина встретила их запахом нагретых книг и первой земляники. Пес вопросительно посмотрел на старый диван у стены под стеллажами, но женщина потащила его во двор, где долго мыла собственным шампунем и расчесывала тоже явно своей расческой.
– Бедный ты мой, бедный, – приговаривала она, – одни мослы да колтуны… Сирый ты мой бедняга. Ладно, вместе будет лучше, ты только не убегай, хорошо? Не надо убегать, тебе будет со мной хорошо, времени у меня теперь много, будем в поля ходить, здесь, за Бековым, много полей… Будешь мышковать, станешь красивый-красивый…
Наконец, когда ублаженный пес уже мирно сопел на диване, женщина присела с ним рядом, обняла и сказала:
– Ну вот, раз судьба у тебя была такая разнесчастная, то будешь ты, разумеется, Вырин,[11] а меня будешь звать – Маруся. Хорошо еще, не Дунечка,[12] – усмехнулась она вдруг. И тут же полуденная дрема сморила их обоих.
Пес плыл по темным волнам снов, уже перестав различать, где заканчивается один и начинается другой, и волны эти разливались все шире и шире, захлестывая прибрежные луга и поля. Река бушевала все мощней, словно пытаясь не дать смешаться двум мирам, торжествовавшим по ее берегам. Великие рукотворные миры стояли насмерть друг против друга, один утверждавший внешнюю гармонию, под личиной которой шевелился хаос, а другой, наоборот, под хаосом скрывающий вечный природный порядок. Не так давно, быть может, всего каких-то двести – триста лет назад мирам этим все же удалось выставить на землях врага свои передовые пикеты, и борьба их, продолжавшаяся века, с новой силой то утихала, то разгоралась, даруя временный перевес то одному, то другому, и порой лишь одна река, сделавшись неодолимой преградой, не давала свершиться неизбежному. Но за это она жестоко расплачивалась, каждый год отдавая крошечную свою часть одной из противоборствующих сторон. И за долгие века из могучего потока, отделявшего мрачную Гиперборею от оживленного античного мира, она превратилась в маленькую речушку, причудливо петляющую среди болот и песчаников, чтобы в конце пути отдать свои воды другой реке. И мало кто знал, что место дачных купаний среди своих красных, как кровь, откосов и в ледяных своих глубинах таит память о временах и людях, и что возмутить их даже ненароком – опасно. Современные жители, давно потерявшие чувство единения с природой и мистичность ее восприятия, не боялись ни духов места, ни эриний и беспечно теряли в прогревавшихся даже за короткое северное лето водах игрушки и цепочки, тапки и кольца, тела и души. Река принимала все, ибо ей все еще нужно было бороться, из последних сил держа щит между правым берегом и левым, Россией и Европой… И вставал ранними утрами и поздними вечерами над ней холодный ядовитый туман, в котором блазнились голоса и звуки, и горе было тому, кто попадал в их плен или под их власть. Они привязывались к ее берегам, уверяли, будто бы жить можно только здесь, твердили об особом понимании мира, открывшемся им, продавали имущество, нищали, спивались или, по редкому исключению, поднимались на невиданные вершины духа. А река питалась плотью первых или духом вторых и продолжала свое тайное дело… И только животным, существам, все еще кровно связанным с природой, доверяющим ей без капризов, условий и торгов, река открывала свои глубины, свои возможности и знания.