Установив горшки с цветами в салоне экипажа, мы, наконец, покинули город. Я жадно смотрела в окошко кареты, потому что мне как никогда хотелось увидеть башню маяка. И пусть из него уже давно не исходил спасительный свет, разрезая штормовое небо, я чувствовала его душой. Этот свет был намного теплее, уютнее… На него хотелось идти, бежать. Лететь… Свет нашего дома.
- Как же хорошо! – Варежкина упала на кровать и раскинула руки, глядя в потолок. – Нет ничего лучше этого места! Что скажешь?
- Я думала об этом почти всю дорогу, - усмехнулась я, поглаживая мягкие затылки Тьмы и Вельвета. С того момента, как мы вошли в двери, они не отходи от нас ни на шаг. – Мне кажется, я уже срослась с маяком. Не представляю себя нигде больше. Похоже, нас принял и он, и живущие в нем привидения.
- Ага… - довольно протянула Лидуня, а потом села и взяла в руки фонарь, стоящий на столике. – И светильник мы спёрли… Красота же.
- Да, если бы не гранд, вообще все было бы прекрасно, - проворчала я, но потом подмигнула Варежкиной. – Вот бы он нам мост построил, а? Нет, ну есть же бабы, которые мужиками вертят, как хотят, в своих целях…
- Ты не из тех баб, Фунтикова, - она скептически взглянула на меня. – Ты же простая, как угол дома. Вот честно тебе скажу: тебе до соблазнительницы, как до Парижа на фанере.
- И что? – я даже немного обиделась на ее слова. Любой женщине хочется быть пленительной нимфой. – Я могу научиться! Тем более для такого-то дела! Ты знаешь, что есть пять правил коварной соблазнительницы?
- И что это за правила? – Варежкина легонько потрясла фонарь, заглядывая внутрь. – Интересно, как это работает?
- Королевская стать, безупречность во внешности, демонический взгляд, грудной голос, уверенность в собственных силах… - перечислила я. – В журнале как-то попалось, запомнила.
- Ой, я не могу! – захихикала Лидуня, отставляя фонарь. – Была у меня соседка Шурка Абыхвост. Дебелая баба. На голове «дулька» из жидких волос, плечи, как у вэдэвшника, а от мужиков отбоя не было. Последний Шуркин, за которого она замуж вышла, жену красавицу бросил ради нее. А ты говоришь: безупречная внешность…
- Да ладно… - не поверила я.
- Да. Мужики у него спрашивали, мол, как так? А он: «Пахнет она мне», - вздохнула Варежкина, а потом ехидненько улыбнулась. – И такое бывает. Может, и ты Карлосу пахнешь, вот тебя и выбрал.
- Ну конечно… Он просто раскусил, что я мягкотелая, вот и решил, что со мной проще будет, - ответила я. У меня не было привычки строить иллюзии насчет себя. – Так что все просто.
- Ты не мягкотелая, а рассудительная и серьезная, - возразила Лидуня, суетливо бегая с фонарем по комнате. – Так что не выдумывай. Куда его спрятать?
- Под кровать засунь! – засмеялась я. – Дверь на ключ запрем, и никуда он не денется.
Переодевшись в домашнее, мы отправились узнать, как дела у домочадцев и что нового случилось за наше отсутствие.
Мариса уже хлопотала на кухне, разделывая рыбу, Салма месила тесто, а Дадли рассматривал то, что мы привезли для него из города.
- Угодили? – спросила я, замечая, с каким трепетом мужчина раскладывает семена на столе.
- Конечно, леди Гвен! Вы купили все, что нужно! – радостно воскликнул садовник. – А я уже начал замазывать щели в рамах и полах. На днях хочу съездить в город, чтобы купить чугунную печь.
- Уж поверьте, леди, если Дадли возьмется за дело, то на острове зацветут даже камни! – весело сказала Мариса. А Салма утвердительно закивала головой, с любовью поглядывая на мужа. – Вы же помните, какие розы он выращивал в «Зеленом плюще»?
- Да разве такую красоту забудешь? – улыбнулась я. – А где Александр?
- Он с сэром Брумсом. Учёный дает ему уроки, - ответила Мариса. – Он вчера такие интересные истории нам рассказывал! Заслушаешься! Жаль, что вас не было!
Да уж… я бы с удовольствием променяла визит в змеиное кубло де ла Серда на посиделки с горячим чаем. Но все шло по плану, и у нас не было выбора. Тут либо мы, либо нас.
Мы не стали мешать сэру Брумсу проводить урок и взялись за хозяйственные дела. Проветрили свою новую комнату, еще раз вымыли пол, застелили постельное белье. Растения из садовой лавки госпожи Тутси тоже заняли свои места. Папоротник в одном углу, филодендрон — в другом, а Иерусалимская вишня устроилась на подоконнике: ей требовалось много света.
Варежкина все-таки отвоевала место для одной из своих картин, и Гермес теперь парил над камином. Правда, Лидуня пошла на уступки. Она пририсовала ему набедренную повязку, ворча себе под нос, что когда-нибудь нас проклянут за порчу произведения искусства.