Но утром врач приехал совершенно по другому поводу. Леди Дивелла выпрыгнула из окна и теперь тихо умирала, лежа на полу в гостиной, куда ее занесли слуги…
______________
* Чертова шлюха (испанский)
Глава 32
Глава 32
Начались непростые дни. Кроме сына и нас, родственников у леди Дивеллы не было, поэтому организацией похорон занималась Варежкина. В силу опыта у Лиды все получалось лихо и с азартом. Деньги на все траурные мероприятия мы нашли в кабинете, как и толстую стопку долговых расписок…
- Матерь Божья… - прошептала Варежкина, раскладывая их на столе. – Да тут целое состояние! Это как можно было столько долгов набрать?!
- Что же теперь будет? – я догадывалась, что Александру нужен опекун, но нам вряд ли позволят опекаться ним. – Кто будет раздавать эти долги? Если я правильно понимаю, все пойдет с молотка.
- Правильно понимаешь, – Лидуня посерьезнела. – Пацану вряд ли что-то достанется.
Такого мы точно не ожидали. Значит, вся роскошь, окружающая мачеху, была показной! Иллюзия! Но как она собиралась расплачиваться с кредиторами? Неужели надеялась на удачное замужество?
Мальчик был нам чужим, но при мысли о том, что он окажется непонятно где и непонятно с кем, становилось не по себе.
- Нужно как-то разобраться с этой ситуацией, - сказала я Варежкиной, которая что-то подсчитывала с хмурым лицом. – Я имею в виду Сашку.
- Это понятно… Пацан, конечно, избалован и с дурным характером. Но все-таки он наш брат, - согласилась со мной Лида. – Тем более родственников нет, а значит, его заберут чужие люди.
- Слушай, я где-то здесь видела сэра Принстона, нотариуса, - вспомнила я. – Может, он что посоветует?
Прощание было тихим и немноголюдным. Несмотря на то, что мачеха с шиком устраивала званые вечера, проводить ее в последний путь пришли единицы. Общество не умело быть благодарным. В нем не было сострадания. Но почему-то все так стремились в его объятия…
Когда все разъехались, мы пригласили сэра Принстона в кабинет на разговор. Лида показала нотариусу долговые расписки и спросила:
- Как нам поступить со всем этим? Неужели нет выхода, и Александра заберут чужие люди?
- Да… Все верно. Городской дворянский совет должен назначить опекуна, но… - нотариус замялся: - Ваша мачеха оставила после себя столько долгов, что, скорее всего, стать опекуном Александра просто не окажется желающих.
- И что происходит в таких случаях? – я с надеждой посмотрела на сэра Принстона. В темном царстве бюрократических правил забрезжил лучик света.
- В таких случаях детей отдают в монастырскую школу. Но у Александра есть вы, и я могу замолвить словечко перед дворянским советом, чтобы он остался с вами, - вдруг предложил нотариус. – Скорее всего, совет даст добро, ведь они не очень любят, когда приходится тратить деньги из казны на обучение сирот.
- А дальше? – Варежкина обвела взглядом комнату. – С этим-то что? С имуществом?
- Советую вам дождаться, когда опишут имущество, продадут его на аукционе, чтобы расплатиться с кредиторами, а потом забрать то, что останется, - ответил сэр Принстон. – Это всё.
Нотариус уехал ближе к вечеру, а мы с Лидой пошли в комнату Александра, чтобы попытаться найти с мальчишкой общий язык. Он наотрез отказывался разговаривать, прятался, даже укусил Варежкину, которая пыталась его вытащить из-под кровати.
- Натерпимся мы с ним! – возмущалась Лида, поднимаясь по лестнице. – Так избаловать пацана! Где это видано?!
- Ничего, все поправимо, - ответила я, хотя прекрасно представляла, что нас ждет. Леди Дивелла постаралась на славу.
Варежкина открыла дверь детской, и мы с любопытством уставились на филейную часть мадам Виланж, которая рылась в комоде. Причем делала она это не очень аккуратно, выбрасывая вещи прямо на пол. Как интересно…
- Могу ли я поинтересоваться, что вы делаете? – вкрадчиво поинтересовалась Лида. – Мадам Виланж?
Гувернантка испуганно выпрямилась, обернулась, вскрикнула, а потом вжалась спиной в ящики высокого комода. Я же смотрела на узел, который она прижимала к груди, и начинала догадываться, что здесь происходит.
- Что это?
- Где? – она проследила за моим взглядом. – Ах, это… Мои вещи.
- Вы собрались куда-то? – Варежкина приблизилась к ней и легонько дернула ленту ее капора. – На ночь глядя?
- Я… я… - женщина начинала паниковать. – Почему вы допрашиваете меня?!
Тянуть больше не было смысла. Я выхватила из рук мадам Виланж узел, и пока развязывала его, Лида держала гувернантку, бившуюся в истерике.
- Вы не смеете! Не смеете! Убери руки, проклятая Гилмор!
- О-о-о-о… - протянула я, увидев драгоценности, сверкающие на шейном платке, в который они были завернуты. В глаза бросились серьги с сапфирами. Их я видела на мачехе в тот день, когда у гранда был спиритический сеанс. – Знакомые вещи…
- Драгоценности мне подарила леди Дивелла! – глаза мадам Виланж забегали. – Мы с ней были дружны!
- Леди Дивелла восстала из мертвых, чтобы сделать вам подарок? – насмешливо уточнила я. – Эти серьги были на ней в день смерти.
Гувернантка замолчала, понимая, что отпираться бесполезно. Она повернулась к Варежкиной и взмолилась:
- Прошу вас, отпустите меня! Я уеду! Мне нельзя в тюрьму!
- Никому нельзя, - хмыкнула Лида и покосилась на меня. – Что с ней делать будем?
- Пусть убирается отсюда. Немедленно! - я завязала платок. – Чтобы духу ее здесь не было.
Варежкина отпустила мадам Виланж, и та выскочила из комнаты, бросив последний тоскливый взгляд на узел.
- Может, не нужно было ее отпускать? – неуверенно произнесла Лида. – Она все-таки воровка.
- Нужно. Никто не должен знать о драгоценностях, - в моей голове уже сформировался план. – Иначе их могут продать с молотка. Мы сами их сдадим куда надо.
- Ты голова, Фунтикова! – прошептала она. – Давай я их спрячу от греха подальше.
Лида забрала узел и ушла. А я поправила прическу и заглянула в учебную комнату, из которой вела дверь в игровую. Александр сидел в самодельном шалаше из покрывал, прижав к себе книгу в красочном переплете.
- Здравствуй, - я присела напротив. – Как ты?
- Уходи! – крикнул мальчик, забиваясь глубже. – Убирайся! Я никого не хочу видеть!
- Мы не желаем тебе зла… - я старалась говорить мягко и ласково. – Наоборот, хотим подружиться. Нам ведь придется жить вместе.
- Я не хочу с вами жить! Не хочу! Вы идиотки! Вы никто! Это мой дом! – голосом, полным злости, прошипел Александр. – Убирайтесь из моего дома!
Я не выдержала. Мне даже пришлось встать на колени, чтобы быть на его уровне.
- Послушай меня. Тебя отдадут в монастырскую школу, а дом продадут. Поэтому советую не закатывать вот такие концерты перед чужими людьми. Мы твои единственные родственники. Но если ты хочешь в монастырь, ради Бога.
Александр отвернулся от меня и, казалось, не слушал. Из шатра лишь слышалось его прерывистое дыхание. Мне было жаль мальчишку: он потерял мать. Вся его привычная жизнь рухнула в один момент. Но иногда просто необходимо быть жесткой, причинять боль ради спасения…
Когда-то я прочитала интересную мысль у Николая Бердяева: «Доброта не противоположна твердости, даже суровости, когда ее требует жизнь. Сама любовь иногда обязывает быть твердым и жестким».
Я поднялась и пошла к двери, но стоило только взяться за ручку, как позади раздался испуганный голос:
- Гвен, я не хочу в монастырь. Пожалуйста, не оставляйте меня!
У меня защемило сердце, но я прекрасно понимала, что воспитательный процесс предстоит длительный и не простой. Эта победа была слишком мизерной, поэтому не стоило обращать на нее внимание.
- Конечно, мы не оставим тебя, - я обернулась и увидела Александра, который выбрался из своего убежища. – Но и ты должен помочь нам. Понимаешь?
Мальчик кивнул, а потом вдруг попросил:
- Можно мне что-нибудь поесть?
- Пойдем… - я обняла его за плечи. – Посмотрим, что приготовили на вашей кухне.