И вот, наконец, десять земских марок у меня в спичечном коробке. Вылетаю в Казань. Получаю свой «Черный Пенни». Возвращаюсь домой и в первый же вечер приглашаю в гости Бориса Сергеевича. И, как бы между прочим, рассказываю о «Черном Пенни» и показываю марку.
Марку Борис Сергеевич рассматривал долго. Сначала — так, потом — через лупу.
— А нет ли у тебя микроскопа? — спрашивает.
— У меня нет, а у соседа-биолога есть.
— Тащи.
Борис Сергеевич еще полчаса изучал марку через окуляры. И сказал, будто выстрелил:
— А ведь она фальшивая!
…Сегодня я возвратился из больницы. Шесть недель меня лечили от инфаркта миокарда. Марка же оказалась настоящей. Это письменно подтвердил столичный эксперт. Пока я еще слаб, сообщите об этом Борису Сергеевичу.
МИЛО, ВЕЖЛИВО, КУЛЬТУРНО
Лишь злые языки утверждают, что у нас того нет, а другого мало. Неправда это. У нас есть все. И не в одном-двух экземплярах, а вагонами. И большими, и маленькими тележками. Базы торгов забиты товарами. И не только базы торгов. Всего в достатке и на складах магазинов. Если же некоторые возвращаются из торговых храмов с пустыми руками, так в этом виноваты… сами. Не умеют быть покупателями. Не могут найти общего языка со служителями прилавков.
Какие говорят слова в магазине? Чаще всего, раздражающие жрецов торговли. Вроде того: «Когда вы насытитесь дефицитными товарами?» Или того лучше: «Народных контролеров на вас нет…»
А зачем говорить эти обидные слова? Дефицит — это тот же озон. Сколько ни дыши, все дышать хочется. И самому, и родственникам, и знакомым. А народных контролеров, действительно, на всех не хватает. Это я знаю наверняка.
К посещению магазина я готовлюсь как ко дню рождения. Иду как на праздничную демонстрацию. Надеваю лучший галстук, костюм, туфли. Тщательно бреюсь. В кармашке, как у жениха, ромашка. Или другой цветок с чужой клумбы.
Заранее узнаю имя и отчество заведующей необходимой мне секции. При встрече с ней бодрым голосом желаю доброго здоровья. На восточный манер расспрашиваю об успехах не только ее сына или дочери, но и ее сестер, братьев и других родственников. Желаю им стать долгожителями. Поговорив об этом, называю свое имя, рассказываю о своих успехах в общественной и личной жизни. Между прочим, интересуюсь, как выполняется план в этом прекрасном магазине. Говорю, что готов поддержать данное торговое учреждение своей трудовой копейкой. Называю ту вещь или продукт пи тания, которые мне нужны.
Я улыбаюсь, мне улыбаются. Просят пойти в кассу и выбить на нужную сумму чек. Затем меня приглашают в склад при магазине. Показывают не десятки, а сотни импортных джинсов. На выбор. А хочешь зимнюю резину для «Жигулей»? И я спокойно выбираю. Никто у меня не рвет из рук дефицит. Никто на меня не кричит, что я копаюсь, как сытая обезьяна в бананах. Никто мне не напоминает, что магазин закрывается. Наоборот, специалисты мне подсказывают дефекты вещи. Советуют взять именно эту, а не ту. Затем мне покупку либо заворачивают, либо грузят на машину.
Я говорю: «Спасибо». Мне говорят: «Приходите к нам еще».
Забыл сообщить одну деталь. Перед тем, как вести разговор с заведующей секцией, захожу к директору магазина и подаю ему записку от своей жены, которая работает начальником городского управления торговли. Мило, вежливо, культурно…
ВМЕСТО ДУЭЛИ…
Раньше было так. Если тебя кто на балу ненароком толкнул или вслух сосчитал на лице дамы твоего сердца веснушки — становись к барьеру. Обида смывалась кровью. Эти поединки происходили в присутствии болельщиков. Их тогда называли секундантами.
Сегодня стрельба из пистолетов по людям — пережиток прошлого. Да и за хранение огнестрельного оружия по головке не погладят. Но ведь обиды никто не отменял. А рыцарский дух… куда его денешь?
…На днях позвал меня начальник отдела и говорит:
— Я знаю, что в рабочее время вы часами играете в «балду», а в заявлении на квартиру записали не живущую с вами тещу. Второго ребенка рожать не собираетесь, но тем не менее идите в профком и получайте ордер…
Я побледнел от обиды и… говорю:
— Большое спасибо, Пал Палыч!
Благословив на получение ордера, председатель профкома пояснил:
— Квартиру вы получаете только потому, что у нас в институте больше нет нуждающихся. Сами понимаете — не сдавать же ее обратно горисполкому…