«Нет чтобы во дворе поставить деревянные, как в старину, ящики… пошел, вывалил мусор, когда тебе удобно, когда тебя больше устраивает, а то мусорку стой, дожидайся… Стой и жди, когда ее величество — королева замызганная — соизволит приползти… А ты, изволь, вылезай из ванны, напяливай штаны, беги догоняй ее с ведром под мышкой… Сколько чести, понимаешь!.. Тьфу! И чья-то голова ведь придумала, еще и премию, поди, выписали за рацпредложение!»
Он ныряет в проходные дворы. Ящики для отходов на глаза ему не попадаются.
Он спешит на службу. Голова его гордо поднята. Давешний маленький страх и волнения отходят окончательно.
Вон уже дом… подъезд… Ступенька… две… десять — позади…
Длинный коридор. Дверь вправо, дверь влево… прямо… Вон стул и стол с тремя ящиками.
«Кхэ… седьмое марта… смотрят… любопытничают коллеги… полагают, приготовлен подарок некоей даме…»
Сим Симыч кладет пакет в верхний ящик, затем перекладывает в средний, вынимает и снова — в верхний.
«Дам пацану десятчик, — решает Сим Симыч. — Дети — народ сознательный. И то сказать: наше будущее».
Он бежит к начальству отпрашиваться по неотложным обстоятельствам.
В мозгу начинает рисоваться экстравагантная дама с черными страстными глазами.
«Когда будет грустно, когда будет скучно, когда некому будет, как говорится, морду набить, милости просим ко мне на огонек, в мои апартаменты. — Слова льются, давят нервы. — Одному ужасно трудно, до умопомрачения трудно. Недавно похоронил я женщину. — Он представляет, как при этом растянет свой махонький ротик дама, и повторяет: — Да, очень близкую мне женщину… а теперь, видите ли, сестра покидает этот мир… Из-за нее ведь я холостяком остался. Младшенький… Серафимчик, поешь. Серафимчик, простудишься… три ковра, хрусталь… сберкнижка на машину и английский велосипед…»
Сим Симыч бросает взгляд на обрадованные черные глаза экстравагантной дамы… И кровь ударяет ему в лицо.
Он видит перед собой обожаемое начальство. И тут же впивается в него обожающим взглядом.
— Все стою и думаю: идти… то ли, может, не идти, — с приятной, сладкой улыбкой на чистом выбритом лице говорит Сим Симыч.
— Чего же, — холодно отвечает замороченное начальство, — коль уже оделись?
— Нет, — не хватает у Сим Симыча смелости согласиться с начальством. — Пожалуй, вернусь в свои чертоги. — И понимающе улыбается, тычет пальцем в небо: — Что, Иван Иваныч, обратно на ковер?..
Под столом — портфель, набитый молочными бутылками. Можно успеть до прихода начальства сдать в магазин. Однако…
Ах, Сим Симыч! Он кулачком ударяет себя по лбу. Глаза веселеют.
«Грушеньке позвоню… хорошая женщинка — Гру-ше-нь-ка-а!»
Предавшись заманчивым иллюзиям, он бежит, бежит по коридору звонить Грушеньке… И останавливается.
Мысль о подарке к Восьмому марта подавляет благой его порыв. Он переносит свиданье с Грушенькой на девятое.
ПОМНИТЕ, У ПУШКИНА?..
Редактор еще только притронулся к двери, как сквозь узкую щель опять увидел на столе этот злосчастный материал. Он ведь его уже подписал!
Не раздеваясь, подсел к столу. Фразу, в которой, казалось бы, не должно быть ошибок, корректор подчеркнул, а слова «от ней» взял в кружок.
«Помните, у Пушкина?.. — заигрывал с читателем автор: — «И мысль от ней одушевила его цевницы первый стон»?»
— Пардон, что-то такого не припомню, — опустошенно пробубнил редактор, и красные пятна покрыли его лоб и шею.
Он отодвинул с глаз машинописные листы и набрал номер телефона.
— Скажите… вот это место, — мягким, вкрадчивым голосом и небывалой воспитанностью обратился к автору редактор.
— Одну минуточку, — горячо подхватил автор. — Пороюсь в бумагах. — Он тотчас вернулся к трубке, ответил: — Все верно. Прошло в газете.
— Нет уж, — повысил голос редактор. — Вы уж, будьте добры, не по газете сверяйте, а томик Пушкина в руки возьмите… Кстати, откуда строки?
— К-аа-к от-ку-да? — Автор был растерян, зол и несколько озадачен. — Хорошо, — ответил он небрежно, — замечание понял…
На другое утро снова позвонил редактор.
— Все верно, — оборвал его автор с подчеркнутым высокомерием. — Цевница… знаете, есть такой народный духовой инструмент, типа свирели…
— А при чем тут цевница? — уже вскричал редактор. — Вы-то сами? Са-ми! Знаете, откуда эти строки? — Всем телом наклонясь к трубке, редактор вращал белками разозленных глаз: — Сами? Из любопытства? Из простого интереса? Для себя! Читатель, возможно, и помнит?