Христина так старалась на работе, что растрогала даже Кузнецову.
— Молодец? — похвалила ее Евгения Ивановна. — Золотые у тебя руки! Жаль, что голова набита всякой чепухой. Нашла кому верить — попам. Дура и есть! На нашей улице один поп за сто тысяч рублей купил себе дом. Со всеми как есть удобствами. И в этом доме пьянствовал.
— При чем же здесь бог?… — не выдержала Христина. — Люди слабые, грешные. Плоть немощна. Если вы найдете такого члена партии, что дачу большую купил, так коммунизм здесь ни при чем? Правда? Священник такой же человек, как и я. Бог велик.
— Ишь ты!.. — удивилась Евгения Ивановна. — Ну и ну!..
Перед отъездом Евгения Ивановна сочла своим долгом поговорить о Христине с директором обсерватории.
— Так-то вот, Филипп Михайлович, время я у вас даром не потеряла: научила ваших работниц сборке и ремонту материальной части. Теперь обойдутся без меня, особенно эта… Финогеева Христя. Старательность у нее большая и способности к этому делу.
— Очень рад, большое спасибо! — обрадовался Мальшет и крепко пожал руку старой баллонщице.
— Не стоит благодарности. Не за тем зашла. Хочу вот… поставить вас в известность…
— Что случилось? — обеспокоился Мальшет.
— А то, что просто позор всем сотрудникам обсерватории! А еще научные работники… Ученые. Атеистическая пропаганда у вас на низком уровне.
— Атеистическая… Вот те раз!..
— Да, совсем хромает пропаганда.
— Не понимаю…
— Оно и видно. Христина Савельевна-то у вас в бога верит. Недаром ее «монашкой» на стройке прозвали. Может, и случайно, а кстати. И в черта верит. Я как чертыхнусь, ей аж муторно.
— Вот не знал! Странно. Она ведь, насколько мне известно, детдомовская.
— А это ее уж после детдома обработали. Детдом здесь ни при чем.
— Вот как! Ну что ж, спасибо. Буду иметь в виду. Евгения Ивановна ушла, а Мальшет долго раздумывал над ее словами.
В тот же день он заглянул в лабораторию, где работала Марфенька. Она была одна и занималась самым детским делом: клеила огромного змея.
— Ого! — восхитился, как мальчишка, Филипп. — А вы толк в этом знаете!
— Когда-то в деревне с ребятами запускала. А теперь вот для аэрологических целей…
Мальшет присел на конец массивного, грубо сколоченного стола.
— Не испачкайтесь в клейстере!
— Ничего.
Мальшет помолчал, разглядывая полное румяное лицо Марфеньки с черными, словно крупные вишни, глазами. Розовые губы еще по-детски пухлы, подбородок несколько тяжеловат. В нижней части лица что-то упрямое. Очень насмешливые глаза. Короткие взлохмаченные волосы. «Стрижка — «мальчик без мамы», — усмехнулся про себя Филипп, а вслух спросил без обиняков:
— Где вы нашли Финогееву?
Марфенька медленно отодвинула банку с клейстером и вытерла руки о фланелевую тряпку.
— Могу вам сказать, как директору, но попрошу дальше не распространять.
Марфенька села на другой конец стола и коротко рассказала историю Христины Финогеевой.
— Вот и все!
Мальшет вытер пот со лба тыльной стороной руки: платок он вечно терял — потерял и на этот раз.
— Ужасно! — проговорил он. — Но чего же смотрела швейная фабрика? Ведь она была их работницей, пришла прямо со школьной скамьи…
— Дурной коллектив, равнодушный и черствый. Правда, она им не подходила. У нее же совсем нет никакого призвания к шитью. Она терпеть не может шить! Я заметила, она даже пуговицы не пришьет, пока не оторвутся все до последней. Каменщица из нее вышла отличная, но никак не портниха. В баллонном цехе ей, кажется, нравится. Она просто в восторге, что ей доверяют сборку аэростата.
— Вы никогда не пытались убедить ее?
— В чем?
— Ну… Я насчет всяких суеверий… — Мальшет почему-то сконфузился и даже покраснел.
Марфенька смотрела на него холодно.
— Нет, не пыталась. Я думала: рано еще пока… Что у нее за душой есть, кроме этой религии? Выпустили ее одну на дорогу, такую слабую, пугливую, — она сразу и заблудилась. Вот когда она станет крепко на земле… Тогда можете попробовать разубедить ее Филипп Михайлович.