Впоследствии, вспоминая этот страшный час, Христина удивлялась одному обстоятельству: у нее сразу потемнело в глазах, ей сделалось дурно, но она не могла терять ни минуты времени и, преодолев непомерным усилием воли слабость и дурноту, в темноте нащупала дверь и прошла шагов двадцать по направлению к радиостанции, пока снова стала видеть.
Сотрудники обсерватории действительно собрались возле радиостанции и горячо обсуждали происшествие, некоторые женщины плакали: Марфеньку любили.
Васса Кузьминична, бледная и расстроенная, обняла Христину.
— Иван Владимирович и Лизонька приземлились благополучно. С Марфенькой несчастье… — сообщила она. Но ты сейчас упадешь!..
— Нет, я не упаду, — сказала Христина. — Где Марфенька?
— Теперь уже в Москве, в институте нейрохирургии. Звонил профессор Оленев… просит тебя приехать ухаживать за Марфенькой.
— Меня!
— Он же знает, как ты ее любишь… Через сорок минут будет самолет — все договорено. Летчик доставит тебя до Астрахани. На аэродроме ждут наши, Ваня… Иван Владимирович, Мальшет. В Москву вылетите пассажирским самолетом. Идем, я помогу тебе собраться. Ах, какое несчастье!
Эта ночь потом вспоминалась смутно: отдельные яркие, будто внезапно озаренные лучом эпизоды, и опять туман, ничего.
Васса Кузьминична и Сережа Зиновеев усадили ее в кабину двухместного самолета, поставили возле нее чемодан с платьем и бельем. Христина не помнила, поблагодарила она хоть или нет, совсем не заметила летчика, словно летела в пустом, автоматически управляемом самолете.
— За ней самой надо, кажется, ухаживать: вот-вот свалится… — заметил Вассе Кузьминичне Сережа на обратном пути.
На Астраханском аэродроме Христина сразу попала в объятия плачущей Лизы.
— У Марфеньки шок! — сказала, всхлипывая, Лиза.
Здесь же стояли Турышев, Яша и угрюмый Мальшет.
Потом Христина вдруг увидела себя сидящей в самолете, переполненном пассажирами, а рядом сидел Мальшет и с тревогой смотрел на нее.
— Может, дать тебе понюхать нашатырного спирта? — спросил он нерешительно.
— Зачем? А где же они… Лиза?
— Отправились домой: ничем же не могут помочь… А там беспокоится Васса Кузьминична. Яша здесь, он сидит позади тебя.
— Тебе плохо, Христина? — услышала она голос Яши. Потом Яша подошел вместе со стюардессой, и они заставили ее что-то выпить.
— Почему произошла катастрофа, почему? — спрашивала Христина у Мальшета и Яши.
— Неизвестно, комиссия будет расследовать причину аварии, — неохотно отозвался Мальшет. — Ты об этом не думай, не волнуйся.
Ночь длилась и длилась, а они все летели. Пассажиры почти все дремали, откинув кожаные кресла, убаюканные мерным подрагиванием самолета, негромким рокотом моторов. Христина не могла ни спать, ни даже плакать. Мальшет ласково уговаривал ее подремать, «хоть немножко». Христина, не понимая, смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Эх, — сказал Мальшет, — бедная ты моя!
Он никогда не был с нею груб, только бесконечно терпелив и ласков. Он взял ее захолодевшие маленькие огрубелые руки в свои большие и теплые, чтоб согреть.
— Марфенька поправится, еще летать будет! Мы с тобой спляшем на ее свадьбе, — сказал он, чтоб хоть чем-то облегчить ее горе.
Она слабо отозвалась на пожатие.
Мальшет в сотый раз мысленно пересматривал все этапы подготовки к перелету. Где была ошибка, в чем, отчего аэростат потерпел аварию? Иван Владимирович тихонько сказал ему: отклеилось полотнище разрывного устройства. О том, чтоб Христина небрежно приклеила его, не могло быть и речи: все в обсерватории видели, знали, как она работает. Значит, плохой был клей. Там на месте, под крышей баллонного цеха, клей казался хорошим, а претерпев сырость, нагревание, внезапную смену температуры, когда аэростат попал в тень от плотного облака, клей показал свои плохие качества. Как на это взглянет комиссия? Еще начнут «таскать» Христину. Как ее спасти от новой травмы? Если она только подумает, что по ее вине разбилась Марфенька… да она с ума сойдет.
Виноват в первую очередь он — директор обсерватории: чего-то недоглядел, недомыслил. Виноват завхоз, доставивший в баллонный цех этот проклятый клей. Виновата та фабрика, что выпустила недоброкачественную продукцию.
Неужели Марфенька умрет… или останется калекой?
Такая сильная, отважная, веселая. Сколько мужества в этой девушке, радости жизни. Нет, только не это!
И что тогда будет с Христиной: ведь у нее, кроме Марфеньки, никого нет на свете. Нет, есть — друзья! В первую очередь, он сам. Только Марфенька ей всех дороже на свете.