Я издал какое-то невнятное восклицание, и мы замолкли.
Тем временем чернильная опустилась тьма. Искрясь тусклым фосфорическим светом, шумели волны под бортами суденышка. Мерное поскрипывание навевало сон, да и усталость сказывалась.
Вдруг судно наполнилось шорохом, вздохами, скрипом и словно кто-то, не открывая рта, запел без слов — ветер пел в снастях.
Глава шестая
Море и небо
Домой мы возвратились под утро, уж очень переполнили «Альбатрос» рыбой. Солнце еще не взошло, но стоявшие на высоких сваях домишки, словно аисты на длинных ногах, уже порозовели от невидимого, но близкого солнца.
Меня с нетерпением ждала на берегу сестра. Когда я сошел на влажный, похолодевший за ночь песок, она так и бросилась мне на шею.
— В целости и сохранности твой братец, — прогудел Иван Матвеич, радостно подходя к Лизе.
Очень он ее любил. Он не раз говаривал мне, что самое его закадычное желание, чтоб Фома женился на Лизе.
От счастливого оживления, что такой удачный улов, он казался сегодня совсем молодым, хотя голова его была лыса и несколько глубоких морщин пересекали продубленную морскими ветрами кожу. У него было очень плохое зрение после контузии, и, чтоб видеть предмет или человека, он вынужден был к нему наклоняться. А когда-то Иван Матвеич был одним из лучших лоцманов на Каспийском море — до войны, когда Аграфена была еще его женой.
— Никогда еще так не везло, — весело сказал он Лизе, — перегрузили судно, еле дотянулись. Это Яша такой везучий.
— Так это же суеверие, как вам не совестно, Иван Матвеич, — смеясь возразила Лиза, но подошедшие ловцы стали доказывать, что я везучий и что из-за меня такой улов. Некоторые просто шутили, а иные действительно так думали.
Подошел и Фома, но он смотрел куда-то в сторону, и я вдруг его глазами увидел стоявшего неподалеку Глеба и понял, что они вместе с Лизой ждали меня у моря всю ночь. По их лицам незаметно было, чтоб они хотели спать. Значит, не скучали.
Мы попрощались с Фомой и втроем пошли поселком, совсем пустынным в этот ранний утренний час. Лиза вела наш старенький велосипед, из чего я заключил, что она побывала дома. Ловцы быстро рассеялись по домам, спешили отоспаться после тяжелого лова.
Незаметно оглянувшись, я увидел прячущегося за рыбным складом Фому. Сердце у меня заколотилось: я понял, что́ ожидает Глеба. Может, надо было его предупредить? Но я, как брат, тоже был кое-чем взбешен.
Лиза серьезно посмотрела на меня — не угадала она на этот раз моих мыслей — и, остановившись, протянула Глебу руку.
— Здесь мы попрощаемся, — сказала она.
— К четырем будьте готовы! — напомнил о чем-то Глеб.
— Да. Спасибо.
Глеб пошел, несколько раз оглянувшись на Лизу. Сегодняшним утром он казался еще красивее обычного. Как это бывает у некоторых блондинов, его кожа совсем не поддавалась загару, только розовела. Теперь он не походил на чахоточного — разве самую малость.
Я торопливо сел на велосипед, устроив впереди себя, на раме, сестру, и изо всей силы начал нажимать на педали. Ветер засвистел. Я старался думать о чем-нибудь другом — боялся, что Лизе передадутся мои мысли (у нас с ней это часто бывает) и она пожелает вернуться и не допустит…
Но, на свою беду, сестра была слишком занята своими мыслями, чтобы еще ловить мои.
— Знаешь, Янька, начальник авиаразведки разрешил захватить нас с собой. Мы летим в Астрахань — ты и я.
— Зачем? — испугался я.
— У меня же начинается отпуск. Все договорено, меня заменят, почему же не побывать в городе?
— Но я приступил к работе.
— Ты обещал через месяц, а месяц еще не прошел. Приедем, тогда начнешь работать.
Я вдруг понял, что у Лизы все было обдумано заранее— она списалась с Глебом!..
— Лиза, ты знала все это заранее? — спросил я обидчиво.
— Д-аа… — неохотно призналась сестра.
— Какая ты скрытная!
— А вдруг бы он не приехал…
Он — это был Глеб! Если у меня и были какие угрызения совести — ведь все же я поступал не по-комсомольски, — то они теперь начисто исчезли. Лиза, как всегда, поняла меня без слов.
— Почему ты его так невзлюбил?
— Ну, какой-то он…
— Какой?
— Хочет быть героем, а кишка слаба.
— А ты бы не захотел стать героем?
— Наверное бы захотел.
— Ну вот…
В голосе ее была укоризна, и я не нашелся что возразить. Пока мы добирались домой, то на велосипеде, то пешком, я все размышлял об этом.