- Иван Владимирович, вы - ученый, профессор, неужели вы уехали из Москвы только потому, что там мало воздуха?
Турышев испытующе посмотрел в загорелое простодушное лицо Фомы и задумчиво усмехнулся:
- Нет, не потому. Были у меня в прошлом неприятности. Один человек оклеветал меня. Много лет прошло, пока я был полностью реабилитирован. Теперь бы я мог снова жить в Москве, предлагали мне и кафедру. Но пока не хочется уезжать отсюда: уж очень чудесно здесь работается. Вот закончу свой труд, тогда посмотрим.
- Он умер... тот клеветник? - спросила с омерзением Лиза.
- Он жив.
- Почему же вы не потребуете его к ответу? - заволновалась сестра.
Иван Владимирович тихонько тронул ее за плечо.
- В юриспруденции всех народов есть такое понятие: "за давностью лет". Если человек украл и это выяснилось только лет через двадцать, его уже не судят. История эта произошла двадцать два года назад... Есть более интересные занятия, нежели сводить старые счеты. Мне, например, некогда. Я тороплюсь. Я должен окончить свой труд, начатый в молодости.
- Как же его имя? - нерешительно спросила Лиза.
- Вы его все равно не знаете... Павел Дмитриевич Львов.
Глава третья
ВТОРОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ФИЛИППА МАЛЫПЕТА
Прошло немногим более месяца после того, как мы узнали, что обидчик Ивана Владимировича и эгоист, отнявший у Фомы мать,- одно лицо. Не знаю, кто был больше поражен: Фома или старый ученый. Лиза почти не удивилась. Как это ни странно, но она, как мне потом рассказала, почему-то в этот момент почти ждала услышать именно это имя.
- Что-то есть такое в Павле Дмитриевиче Львове,- объясняла мне сестра,что можно ожидать от него, будто он не только клеветником окажется, но и убийцей.
- Это одно и то же,- глубокомысленно заметил я.
- Умом я бы не могла вывести таких заключений, но интуицией...- горячо утверждала сестра.
Интуиция у нее просто поразительная. Это очень скоро подтвердилось.
Мы проводили Ивана Владимировича в Москву и жили одни. В тот вечер мы с сестрой пилили при лунном освещении дрова. Это было уже после семичасового наблюдения. На Лизе был надет такой же байковый лыжный костюм, как и на мне, только на моих вихрах красовалась клетчатая кепка, а на Лизе была черная фетровая беретка с хвостиком на макушке.
Вдруг послышался, медленно нарастая, далекий рокот воздушного мотора, а скоро показался и самолет. Бросив пилу, мы любовались, задрав головы, редким гостем.
Он плыл в вышине, словно большая рыба с мощными плавниками. Самолеты пролетали здесь и раньше, но никогда они не казались такими близкими.
Мы думали, что самолет пролетит дальше, как это было всегда, но он сделал несколько кругов над метеостанцией и теперь парил непривычно низко и как-то вихлял. В следующую минуту самолет мелькнул перед глазами и стремительно пошел на посадку. Он сел или упал в дюнах, не дальше как в двух-трех километрах от метеостанции.
Как мы бежали!.. В боку уже кололо, саднило в горле, а мы неслись, нагнув головы, напрямки, испуганные, восхищенные.
- А вдруг там Мальшет!..- выкрикнула Лиза на бегу.
Последнее время она почти не упоминала этого имени. Я-то вспоминал о Филиппе часто, как только брал в руки лоцию. Значит, и Лиза о нем думала. И вот теперь у нее прорвалось: "А вдруг там Мальшет!" Это было нелепо. Мальшет был океанолог и не имел никакого отношения к авиации. Все же после ее слов мы побежали еще быстрее.
Остановились, только добежав до крылатой машины. Здесь нас охватила робость. Лиза крепко вцепилась в мою руку. Мы оба тяжело дышали, не в силах выговорить ни слова. Пилотов оказалось двое. Один, задумавшись, сидел прямо на земле, он не обратил на нас никакого внимания. Другой возился в искалеченном самолете, выгружая оттуда какие-то свертки. Он ругался и охал, но, увидев нас, выпрямился и не без удивления приветствовал поднятием руки.
- Откуда вы взялись, парнишки? - спросил он таким знакомым голосом.
Это действительно был Филипп Мальшет.
Мы смотрели на него во все глаза, все еще держась за руки, словно маленькие. Я просто не в силах был выдавить из себя ни звука. Онемел. То же происходило и с сестрой.
- Мы в районе Бурунного? Далеко отсюда до метеорологической станции? спрашивал нетерпеливо Мальшет.
Мы упорно молчали. Он пожал плечами и, морщась, стал снимать шлем.
- Немые? Два немых братца? Заблудились? Ой! Ох!
Рыжеватые волосы его слиплись от крови, в руках очутился бинт, и он сам наскоро обвязал себе голову. Даже тогда Лиза не шевельнулась, а ведь она прошла в школе санитарную подготовку.
Поняв смятение сестры, я решительно проговорил:
- Филипп Михайлович, разве вы не узнали нас? Вы же на маяке жили у нас целое лето, еще мне лоцию подарили.
- Черт побери, а ведь это Янька! Ребята мои дорогие!- В восторге он сгреб нас обоих в объятия.- Конечно, помню! Я все собирался написать вам, да уж очень туговат на письма. Родному дяде по четыре года не соберусь написать. О черт, ох! Видишь, какая оказия... Неудачно приземлились. Что-то с мотором произошло.
Он посмотрел на Лизу: - А мне помнится, была девчонка...
- Вы переночуете у нас? - волнуясь и захлебываясь, спросил я.
- На маяке? Разве мы недалеко от старого маяка? Нам нужно метеостанцию. Турышева Ивана Владимировича знаешь?
- Еще бы! Он в Москве, не сегодня-завтра вернется. Я и зову вас на метеостанцию: мы там работаем.
- Да? Голова трещит - ударился обо что-то.
- До поселка далеко. Все равно ведь вам надо где-то ночевать. Иван Владимирович скоро вернется,- бормотал я, больше всего на свете боясь, что Мальшет куда-то уйдет, исчезнет.- И телефон у нас есть... если нужно переговорить...
Верно, в моем дрожащем голосе слышалась такая мольба, что Филипп был тронут.
- Спасибо, ребята. Пошли к вам...- Он отвернулся и с минуту молча постоял у самолета, как бы прощаясь.
- Ну что ж, поработали на нем...- вздохнул Мальшет,- вот и все. Пойдем, Глеб?
Летчик, сидевший на земле, чуть шевельнулся. Филипп подошел к нему.
- Ты не контужен?
-; Я уже сказал, что нет! - недовольно буркнул тот, кого он назвал Глебом, и медленно поднялся на ноги.
- Мы переночуем у этих ребят, а утром...
- Черт бы побрал это утро... Начнутся теперь всякие неприятности. Впрочем, это неважно.
Мальшет сунул нам в руки какие-то свертки, папки, и мы пошли через дюны. Он несколько раз оглянулся на самолет, оставленный в песках, его товарищ даже не повернул головы.
- Жаль самолет,- вздохнул Мальшет,- но работу мы успели закончить. Расшифровку можно провести с катера. Хорошая это штука - аэрологическая съемка. Собраны очень ценные данные... Ты говоришь, что Турышев будет завтра? - обратился он ко мне.- Мне нужно его видеть...
Я кивнул головой. Я был счастлив. И все же... Как зубная боль, тревожила меня мысль, что Мальшет забыл нас. Лизу он явно принимал за мальчишку, а ведь светила луна. Меня еще помнил - назвал же он меня Янькой, как тогда, а Лизу совсем забыл. Я знал, что сестре сейчас очень горько. Для нее было бы унизительным, если бы я стал напоминать ему о ней. Вот почему я не разъяснил Мальшету его ошибку.
- Да ты не расстраивайся,- успокаивал Филипп летчика,- составят завтра акт: авария по вине материальной части. Верно, дефект был в моторе. И чего ты так растерялся, дружище? Наверное, можно было сохранить самолет? Ну, как говорится, бог с ним. Хорошо, сами-то целы. Хоть с изрядным плюхом, но сели.
Летчик несколько раз глубоко вздохнул всей грудью, видимо наслаждаясь ощущением здоровья и жизни, и ничего не ответил. Замолчал и Филипп. Луна поднялась выше...
Как четко проступили холмы на горизонте, ажурный шар на крыше метеостанции, серебряная дорожка на темном притихшем море, освещаемый буй на оконечности рифа. Вдали мигал новый маяк, обычно не видный отсюда,- хорошая сегодня была видимость.