"Новый остров, открытый экспедицией Океанологического института АН СССР в 196... году. Остров расположен на широте 44°48'0 N. долготе 49°20'0 О от Гринвича. Он лишь совсем недавно вышел из-под уровня моря. Длина острова 50 метров, ширина 28 метров.
Остров вытянут в меридиональном направлении и сложен сплошными мелкопористыми доломитизированными известняками - желтоватыми и серыми. По возрасту это титон (?) или нижний неоком (свита Даг-Ада). Известняки спускаются непосредственно в воду, выступы их видны также и под водой вблизи берега. В 2-3 метрах от берега они сменяются мелкозернистым песком с большим числом мелких раковин. Остров покрыт сплошными скоплениями каспийских ракушек, местами скрывающими коренные породы.
Падение уровня моря обнажило остов затонувшего колесного корабля. Видимо, это судно "Надежда".
Вот и все! Как не похоже это описание на то, что мы тогда увидели и почувствовали. Мы были потрясены.
Около столетия пролежало затонувшее судно во мраке под водой, пока обмелевшее море не отдало его снова солнцу и ветру. Мы стояли в молчании возле полусгнивших, позеленевших обломков, наполовину занесенных песком и ракушкой. Наружную обшивку давно унесла неспокойная каспийская волна. С обнажившимися шпангоутами судно походило на огромную обглоданную воблу. Оно покоилось вверх дном, днище его облепили раковины и истлевшие водоросли, от которых несло зловонием. Когда-то это был колесный пароход, из тех, что бороздили Каспий в конце прошлого века.
Иван Владимирович осторожно нагнулся над грудой праха, он искал, не сохранилось ли название судна, но не нашел. Я посмотрел, нет ли скелетов,не было. Может, моряки спаслись? Об этом не поминалось в старой лоции. Возможно, они и погибли, когда корабль перевернулся вверх дном. А кости их растащили, как шакалы, штормовые волны.
Прозрачная холодная вода с блестящими продолговатыми льдинками тихо плескалась вокруг обломков. Лиза вдруг заплакала. Она вспомнила мать. Я тоже почувствовал себя неважно и пошел скорее по берегу. Раковины шуршали под ногами. Дул легкий бриз. Островок чуть заметно поднимался к середине, края его уходили в воду. Он был пустынен, не обжили его еще ни птицы, ни тюлени. Я посмотрел на море, оно словно затаило дыхание- на горизонте ни паруса, ни облачка дыма.
Я прошелся по острову и, несколько успокоившись, вернулся к своим. Иван Владимирович ласково утешал Лизу. Она, впрочем, уже не плакала, но лицо было грустным. Фома стоял подле и смотрел на нее с любовью и жалостью. Заговорить с ней сейчас он не смел. Мальшет, насвистывая, бродил по острову--искал место, где сделать срез. Солнце играло в его золотисто-каштановых волосах, бороде. На нем была клетчатая ковбойка, расстегнутая па груди, куртку он сбросил на песок вместе со шляпой.
- Яша,- крикнул он,- принеси-ка из лодки молоток и лопатку! Иван Владимирович, Лиза, идите сюда, смотрите, какие выраженные доломиты! Интересно, каков их возраст?..
Мы пробыли на острове три дня, пока не закончили все исследования. Перед отъездом у нас был гость, да еще с ночевкой - Глеб!
Он прилетел после полудня один, без бортмеханика, весело со всеми перездоровался за руку, с аппетитом поел нашей ухи, осмотрел остров и затонувший корабль, шутил с Лизонькой и Вассой Кузьминичной, он отнюдь не торопился.
- Тебя не захватит ночь? - напомнил ему Мальшет.
Глеб пренебрежительно махнул рукой.
- А ну их всех к дьяволу, надоело - ни покоя, ни отдыха! Сколько можно это терпеть? Остаюсь у вас ночевать.
Мы помогли ему укрепить гидросамолет веревками и якорями. Глеб радовался, как школьник, сбежавший с пятого урока. Ходил за Лизонькой по пятам, смешил ее. Фома изредка посматривал на них, делая свое дело.
Покончив с работой, мы сели отдохнуть на палубе. Потемнело. Семичасовое наблюдение показало четырнадцать градусов по Цельсию. На море стоял полный штиль.
- Как здоровье вашего отца? - вежливо спросила Васса Кузьминична. Она так же презирала Львова, как и все мы, но уж такое у нее было хорошее воспитание-- не спросить человека о здоровье его больного родственника она не могла.
- Рак горла,- равнодушно ответил Глеб и заговорил о другом.
Он жаловался на неустроенность своей жизни. Ему надоела такая работа. Вечно в полетах, особенно когда на Каспии начинается путина -осенняя, зимняя, летняя, весенняя, одна кончается, другая начинается. Вчера только возвратился из очередного полета (пришлось доставлять рыбакам срочные грузы), устал как собака, а его уже встречают на аэродроме: "Товарищ Львов, надо немедленно лететь, тюленебойцы-казахи попали в относ". И пришлось лететь! Сегодня подняли чуть свет...
- Нашли тюленщиков? - перебила его Лиза.
- Андрей Георгиевич нашел. Перевезли их на стоячую утору. Обсушились у костра и тут же стали нас расспрашивать, не видели ли залежек тюленя... Ну и народ!
- Народ что надо! - одобрительно заметил Фома, а Глеб опять принялся жаловаться.
- Но ведь вы мечтали о трудностях? - тихо напомнила ему Лиза.
Глеб пожал плечами и снял с головы шлем.
- О трудностях - да, но каких? - с горячностью стал он оправдываться.Развозить почту, табачок рыбакам, искать для них воблу и кильку? Разве об этом я мечтал? И нет свободного часа для себя, почитать некогда, в кино сходить. К вечеру так устанешь, что с девяти часов завалишься спать. Нет, с меня Каспия хватит. Отец недолго протянет, я сразу же перееду в Москву. Мачеха писала мне: она боится, что Мирра выйдет замуж и займет всю квартиру. Они не ладят. А меня Аграфена Гордеевна очень любит.
Глеб еще долго рассказывал о себе. Все молчали. Вечер прошел очень скучно. Рано легли спать. Глебу постелили на моей полке, а я спал на полу и к утру очень замерз.
Фома всю ночь то и дело выходил с фонарем на палубу и даже спускался в лодку. Опять пошел лед. Плыли целые ледяные холмы, и Фома беспокоился за "Альбатрос". Где-то Каспий поломал лед.
Глава пятая
КАСПИИ СЕБЯ ПОКАЗЫВАЕТ
Экспедиция подходила к концу. Исследования были закончены. Мальшета еще интересовал подледный физический и химический режим Каспия, но он сам понимал, что это требовало отдельной экспедиции, иначе оснащенной, может быть, на санях по замерзшему Северному Каспию. Филипп сказал, что непременно добьется разрешения на организацию этой экспедиции и опять возьмет пас с собою. Он был очень нами доволен.
Хорошая погода кончилась. Море стало штормить не на шутку. Оно бросалось ледяными глыбами, как мячиками. Каждую минуту Каспий мог раздавить "Альбатрос", как букашку.
14 декабря Мальшет отправил на гидросамолетах Турышева, Вассу Кузьминичну и Лизоньку. Они захватили с собой упакованные в ящики лабораторные анализы и часть приборов. Мы простились наскоро, ничего не предчувствуя, так как через несколько дней должны были последовать за ними.
На другой день мы примкнули к большому каравану судов, который вел мощный каспийский ледокол. Фома договорился с ловцами, что они доставят наш "Альбатрос" на Астраханский рейд, откуда его можно будет забрать весной. В Бурунный судно уже нельзя было провести- там до самого горизонта раскинулась "стоячая утора" и по льду ездили на санях.
После завтрака, это было 16 декабря, в пятницу, мы занялись последними сборами - упаковкой приборов, приведением в порядок судна. Мотор уже не заводили, паруса были сложены и заперты в ларе, нас взяли на буксир. Караван плыл среди сплошных нагромождений льда узким каналом, прорезаемым ледоколом. Вода была черная, от нее шел пар.
Работая, посматривали на небо, ждали наших друзей пилотов. Они запаздывали. Мы поспорили: готовить ли обед. Но успели и приготовить, и съесть, пока раздался долгожданный рокот самолетов.
Самолеты сделали над нами несколько кругов, и на палубу упал вымпел. В нем была записка Охотина: "Немедленно собирайтесь, ночью ожидается шторм. Попытаемся сесть на лед. Вы к нам подойдете".
Легко сказать "подойдете" - с ящиком, рюкзаками, чемоданами, большим тюком сетей. Нам помогли выгрузиться ловцы из Баутино, очень славные парни. А потом они уплыли на своих судах, захватив на буксире наш "Альбатрос".